Журавль в ладонях

— Добрый вечер, уважаемые пассажиры. Вас приветствует капитан корабля Петр Днепров на борту авиалайнера, следующего по маршруту Санкт-Петербург-Москва. Наш полет продлится один час двадцать пять минут. Ориентировочное время прибытия — двадцать один час сорок три минуты по московскому времени. Во время полета вам предложат все, что можно найти на высоте восемь тысяч метров. Во время полета делайте, что хотите, но не настолько громко, чтобы искушать меня присоединиться.

Мы переглянулись и рассмеялись.

— Надеюсь, не все капитаны авиалайнеров так приветствуют своих пассажиров.

— Не переживай, у нас эксклюзивное обслуживание, — со смешком ответил Сергей.

* * *

Расписание оказалось плотным. Номер-люкс, который заказал Новийский, вызвал у меня больше раздражения, чем восторга. Всю дорогу до ресторана, куда мы отправились, едва бросив вещи и переодевшись, я возмущалась. Для чего тратить столько денег на роскошные апартаменты, если мы там поспим, поедим, и все? Тогда Сергей выдал мне удивительную фразу: Москва — место, которое необходимо делать приятнее всеми возможными способами, ибо сама по себе она слишком тесная, душная и многолюдная. Не нужно было семи пядей во лбу, чтобы понять: Новийский не любит столицу. Однако, когда я озвучила свою мысль, он попытался все отрицать. Спустя пару лет я в полной мере поняла, почему: Сергей всегда знал, что переезд в Москву неизбежен и с самой первой поездки пытался заставить полюбить этот город хотя бы меня.

По прилету мы до двух часов ночи сидели в ресторане и слушали какого-то пианиста. Мне понравилось, но оценить игру по достоинству не вышло. А вот Новийский просто млел. Некоторые пассажи пытался повторить прямо на столешнице, путался в пальцах и обреченно вздыхал и брался за бокал вина. Потягивал его медленно, с наслаждением. Я очень завидовала, но отказалась. Пусть догадывается, если догадывается. Метаться по ресторану с бокалом, обдумывая, куда бы вылить дорогущее вино, я не собиралась.

После такого насыщенного вечера мы уснули как убитые и встали, к ужасу Сергея, аж в половине десятого утра. Спешно позавтракали и двинулись в путь. Почти весь день убили на Третьяковскую галерею, которую я из-за многообразия пресловутых портретов, к ужасу Новийского, не оценила. Но как бы ни болели у меня после такого похода ноги, Сергей все равно заставил потом тащиться на Старый Арбат. В порядке компенсации, ну или чтобы заткнуть поток обвинений в жестоком обращении с женщинами, купил мне там огромное мороженое. Это меня чуть-чуть утешило, и настроение поехало вверх.

На следующее утро мне разрешили одеться удобно, но предупредили, что вечером придется одеться как принцессе, так как Щелкунчик в партере Большого театра — это очень серьезно. Днем мы гуляли по центру под дождем, который никак не мог решить, превратиться ему в ливень или прекратиться вовсе. Нога за ногу прошлись от Храма Христа Спасителя до Александровского сада и Красной Площади. Там порывалась побывать в ГУМе, но Новийский хмыкнул и предупредил, что мне лучше сразу заластить нашатырем. Не прогадал. После того, как я положила глаз на платье за девятьсот тысяч, Сергею пришлось срочно вести меня к выходу.

— Я предупреждал, — посмеивался надо мной Новийский. — Зрелище не для слабонервных.

— Там даже носовой платок стоит пару тысяч. Наверное, он для Царя Мидаса, у которого даже сопли из золота, — громко возмущалась я, пока Сергей слишком откровенно мне сочувствовал. — Хотя, с кем я об этом говорю. У тебя, наверное, все такие.

— Ну нет, я не настолько выжил из ума, — утешил меня Новийский. — Хочешь еще побродить по ГУМу или пойдем собираться?

— Ноги моей больше там не будет! Это же как плевок в душу людям вроде меня, — никак не могла я успокоиться.

— Посмею напомнить, что люди вроде тебя сегодняшней вполне неплохо живут, — закатил глаза Сергей.

— Это ты так скромно намекнул на себя? — подозрительно прищурилась я.

— Пойдем-ка в отель, — дипломатично свернул опасные речи Сергей, и, насмешливо чмокнув меня в нос, повел в сторону метро. Видно, учел пожелания и решил поберечь травмированную психику.

Я помню, как мы собирались в театр. Я надела маленькое кружевное черное платье, лучшие украшения и каблуки, на каких невозможно ходить. Сергей нарядился в смокинг. Если честно, это зрелище всегда немножко разжижало мне мозг. И когда я увидела нас вместе в зеркале, подумала, что люблю этого мужчину. Стояла и пялилась в зеркало, пока Новийский не заявил, что еще чуть-чуть, и мы опоздает. Выглядел при этом до неприличия довольным. Ну еще бы. Кому не понравится подобное любование.

Щелкунчик мне понравился ровно настолько, что я решила: родится девчонка — быть ей балериной. Даже если родится косолапой — не отвертится. Я настолько забылась, что прямо во время действия повернулась, дабы поделиться этой гениальной мыслью с Сергеем. Только открыв рот сообразила, что делаю, и… да, закрыла. Новийский удивленно моргнул, но спрашивать не стал.