Журавли над школой

— Да не подхожу я, — обиженно пропел Петр. — Вот недотрога какая. Уж и спросить нельзя. Свой же я! — И на всякий случай опять попятился в сторону, уходя из-под чернеющего дула пистолета.

Девушка наклонялась все больше и больше влево, стараясь держать Петра под прицелом, и вдруг, застонав, опустила руку, в которой держала оружие.

— Что с тобой? — бросился к ней Петр.

— Не подходи! — простонала она, и рука, сжимавшая пистолет, вздрогнула, стараясь подняться.

Петру стоило лишь один раз взглянуть на девушку, чтобы понять, что она не имеет никакого отношения к фашистам и что, скорее всего, она идет или от партизан, или оттуда, с Большой земли, к партизанам. И он опять стал приближаться к девушке, говоря:

— Да что ты? Совсем извелась, что ли? Своих не признаешь. Свой я. Свой. Разве такие полицаи бывают?

Последние его слова, видимо, возымели свое действие, а может быть, у девушки просто не было другого выхода, но она опустила пистолет и спросила все так же строго, сурово:

— А чем докажешь, что свой?

Петр сделал левой ногой шаг вперед, подставил правую ногу, ударив звонко каблуком о каблук, и звучно доложил:

— Командир партизанского отряда Петр Зайченко!

— Дурак! — метнула на него сердитый взгляд девушка и отвернулась.

— Это почему же так? — опешил Петр.

— А потому, что к тебе серьезно, а ты балагуришь. — Скривившись от боли, она спрятала пистолет за отворот телогрейки. — Пойми, сейчас же война идет. Поймают нас фашисты, убьют на месте. И допрашивать не будут. А ты шутки шутить, в партизаны играешь.

— Да не шуткую я вовсе, — взмолился Петр, обескураженный таким оборотом дела. — Я самую правду сказал.

— Э! — тяжело вздохнула девушка. — Иди, куда шел. Отстань от меня.

— Ну как хотишь, — надул губы Петька. — Я могу и уйти.

Он повернулся и медленно пошел между деревьями, нарочито звонко ступая.

— Нет, стой! — окликнула его девушка. — Не смей уходить. Ты меня карателям… продашь.

— Ну вот уж торговлей никогда не занимался, — развел руками Петр, оборачиваясь.

— Погоди! — остановила его девушка. — Хоть ты и дурной, а все же вижу — свой. Помоги мне.

— А я о чем толкую? — обрадовался Петька. — Пропадешь ты одна. А я местный, в лесу каждое дерево знаю.

Девушка устало закрыла глаза, рука ее, лежавшая на груди, вдруг медленно поползла вниз и бессильно упала на колени. Петр испугался, подскочил, затормошил:

— Что ты?

— Ничего, — не открывая глаз, шептала девушка. — Ничего. Это так. От счастья. Это пройдет.

Она открыла глаза, и они оказались у нее такими ясными и бездонными, будто наполненными чистой, прозрачной водой.

— Думала, конец мне, — сказала доверчиво. — Пропаду. С неделю по лесам плутаю. Рация отказала. Батареи посадила. Никак нужных людей не найду. А тут еще при стычке с карателями в ногу ранило. Распухла. Ступить не дает. Ну что теперь делать?

Петька, не отрываясь, смотрел в ее ясные, прозрачные глаза, как будто в них хотел найти ответ на всегда казавшийся ему очень легким вопрос: что делать? До сих пор Петр решал это запросто. Он делал то, что ему хотелось. Вот даже война второй год идет, а он все равно в лесу как вольный казак. Фашисты в лес нос показать боятся, а он тут свой человек. Но это, когда он один, а тут гостья, видать не из наших краев. Если он к полицаям попадет, то уж как-нибудь вывернется. А вот если ее сцапают, крепко держать будут. Тут дурочкой не прикинешься. Не поможет.

Пока Петр раздумывал, девушка предавалась своим невеселым мыслям. И видимо, по-своему поняла она его заминку, потому что вдруг крупная слеза, прокатившись по щеке, упала на ладонь.

— Что ты, дурешка? — встрепенулся Петр. — Такая сильная, строгая, а уже глаза на мокром месте.

— Да, сильная, — глотая подступившие к горлу слезы, шептала девушка. — Была сильная, да вся вышла. Я знаешь, как измучилась. Извелась вся.

— Ну, ничего. Не расстраивайся. Сейчас что-нибудь придумаем. Подняться можешь?

— Попробую.

Девушка, опершись руками о палку, попыталась встать, но тут же со стоном опустилась на землю.

— Не могу. Нога.

— Вот незадача! — сокрушался Петр.

— Перевязать бы ее, да у меня ни бинта, ни йода нет, — сказала девушка.

Петр только осуждающе покачал головой:

— Как же ты в такой дальний путь без припасов пустилась?

— Было все. У напарника в рюкзаке осталось. А его полицаи схватили.

Петр невольно вздрогнул, когда она сказала о напарнике. Сразу решил, что это, наверное, был тот самый парень, о котором ему Василь Кириленко рассказывал. О том, как взяли его в лесу, как допрашивали и били, допытываясь, к кому и с каким заданием шел, в селе уже знали.

— Бинта и йода у меня тоже нет, — сказал Петр. — Погоди, погоди, — спохватился вдруг он. — Я, когда в лес направлялся, на окраине села из фашистской повозки сумку слямзил. Уж если не йод, то бинт-то там должен быть. Я, правда, в нее не заглядывал, а наскоро тут в тайнике спрятал. Сейчас принесу.

Минут через десять он вернулся, улыбаясь, раскрыл сумку.

— И йод есть! — торжественно объявил он. — Что ж, попробуем перевязать твою рану.

— Только помоги сперва рюкзак снять, — попросила девушка.