Журавли. Рассказы

До позднего вечера устраивались на ночлег. У груза, который прибыл сюда из Санкт-Петербурга, расставили охрану. И только после этого Алексей Чириков уснул как убитый. Проснулся рано, в сенях напился воды, накинув китель, вышел во двор. На лавке, возле летней кухни, сидел мичман Петр Чаплин.

– Здравствуй, мичман. Я думал, что один такой ранний.

– Не могу уснуть, Алексей Ильич.

– Да ты вроде еще молод, друг мой. Пожалуй, мы одногодки с тобой.

– Бессонница и молодых мучает.

– Пойдем, Петр, посмотрим, куда это нас принесло.

Моряки вышли на улицу, проложенную вдоль течения широкой реки, как это принято во всех прибрежных городах. Слабый ветерок приятно обдувал их обветренные, потемневшие в тяжком походе лица.

– Вон, посмотри, Алексей Ильич.

– Что посмотреть?

– Острог[8] уж виден.

– Где?

– Да вот же.

Действительно, прямо перед ними была деревянная стена, срубленная из огромных лиственных бревен. Алексей подошел к ней, погладил шершавой ладонью измытые дождями посеревшие бревна.

– А ведь это укрепление стоит здесь уже сотню лет. И еще простоит столько же, и будет встречать еще тысячи путешественников.

– Да вы поэт, Алексей Ильич, – усмехнулся Чаплин.

– Какой же я поэт? Поэты стихи сочиняют, а я по науке мыслю.

Они подошли к Енисею. Могучая река несла свои воды спокойно и величаво. Противоположный берег был значительно выше. Его вертикальные грани, словно утесы, возвышались над зеркалом воды, на них и за ними расстилалась без конца и края темная, как беспросветная, нескончаемая ночь, тайга.

– Мощная река! – восхищенно сказал Чаплин.

– Да, велик Енисей-батюшка, – в тон мичману добавил Чириков. – Много я слышал о нем, а вижу впервые.

Они еще постояли какое-то время молча, восхищенные величием этого зыбкого пути. Потом Алексей вдохновенно показал рукой на водную гладь.

– Отсюда начинаются все походы. На восток – к берегам Тихого океана, на север – к Ледовитому.

– На юг тоже, Алексей Ильич.

– Но русских, Петр, как магнитом, притягивает Тихий океан. Мы стоим в начале главной дороги на восток. Закрываю глаза и вижу: отсюда вверх по Енисею до Ангары, по ней – до устья Илима, дальше до Илимска и, наконец, волоком до Лены.

– Путь не близкий.

– Только бы времени не терять. К зиме нужно добраться до Якутска.

– Если бы от нас это зависело.

– От нас, Петр, тоже многое зависит.

Все разговоры с капитаном Берингом о немедленном продолжении похода неизменно наталкивались на непроницаемую стену его молчания. Мартын Шпанберг, другой помощник капитана, пытался вразумить Чирикова.

– Что ты заладил одно и то же? Пошли да пошли. Успеем еще хлебнуть лиха. Ты посмотри, как нас здесь встречают. Каждый день столы ломятся, где ты еще такое увидишь?

– Мартын, наше дело – не за столом сидеть. Царь Петр Алексеич нас не на посиделки в Енисейск отправил.

– Ты, я гляжу, больно умен. Хочешь выслужиться перед начальством?

– Похоже, это ты хочешь выслужиться, Мартын. Одного тебя только и слышно в Енисейске. Зачем ты на мастеровых орешь как оглашенный? Обижаешь ты людей, лейтенант.

– На них если не орать, никакого дела не будет сделано, – ворчал Шпанберг и исподтишка бросал на Алексея тяжелые, недоброжелательные взгляды.

Наконец, в начале августа капитан Беринг отдал приказ о продолжении похода. Погрузкой на баркасы и дощаники руководил лейтенант Шпанберг. Он не ходил, а, казалось, летал по берегу, зачем-то щелкая при этом нагайкой и грозно покрикивая на грузчиков. Да успевал еще поглядеть на толпу молоденьких девиц, собравшихся на берегу. Они не отрывали глаз от лихого моряка, что придавало ему сил для стремительных действий и зловещих окриков.

Жители Енисейска – старые и малые, тоже находились рядом с баркасами. Такие события, как подготовка ответственной экспедиции, были редкостью для таежного городка, поэтому все население наблюдало за происходящим с неподдельным интересом, чувствуя и государственную значимость, и историчность момента.

Накануне вечером служили молебен во здравие путешественников и молились о том, чтобы Господь сохранил всех во время похода. В небольшой церкви было душно. Всем места не хватило, много народу стояло во дворе. Голос священника был слышен из открытой боковой двери, ведущей на клирос.