Каждую ночь ложились туманы, а к полудню, поднявшись, собирались в рыхлые тучи и падали на землю дождем. Евсей Маркелыч решался плыть ночью только на прямых и безостровных плесах. Прикидывал, сколько может пройти плот за ночь, и если, по его расчетам, прямое плесо кончалось, бросал якорь и ждал, когда солнце согреет и поднимет туман. Тогда сразу оживала река: проносились густые табуны диких уток, радостно гоготали на отмелях гуси; то в верхнем, то в нижнем конце плеса возникали дымки пароходов. Стояла самая напряженная пора навигации: скорее, скорее успеть перебросить грузы, перевезти людей до больших холодов, больших штормов, до появления шуги, до рекостава. Шли целые караваны судов, шли пароходы в одиночку. Только и знай, приходилось Варе - она любила это делать - выходить на кромку плота и отмахивать белым флагом встречному или обгоняющему их пароходу, указывая сторону, которой они должны разойтись.
Часто пароходы проходили совсем близко от них, так что можно было переговариваться, не напрягая голоса.
Встречные спрашивали:
- Что поздно плывете?
- Сверхплановый гоним.
- У Туруханска нас крепкий шторм прихватил.
- Ну? А нам еще дальше.
- Достанется на орехи.
- Ничего. С чем идете?
- С рыбой.
- Увидите "Сплавщика" - скажите: ждем. Харч выходит.
- Ладно.
Караваны сверху проносились мимо плота очень быстро. Едва можно было крикнуть:
- Эй! Не видали там "Сплавщика"?
- Не-ет!
- Куда идете?
- В Северный порт с грузом.
- Счастливого пути!
- Догоняйте...
Каждый дымок, появлявшийся в верхнем конце плеса, встречали надеждой и провожали разочарованием: "Сплавщик" как в воду канул.
Туманы, дожди, холодные ветры - все это злило, мешало. Постоянные остановки на ночь отнимали много времени. Но самое трудное еще наступало: на плоту кончались запасы продуктов. Была только мука, если расходовать экономно, дней на пять. Все остальное иссякло. Ах, "Сплавщик", "Сплавщик", где же ты с одеждой и с продуктами?..
Будь на пароходе капитаном кто-либо другой, не Ванюша Доронин, можно было бы предположить: не торопится капитан. Этот же всю душу свою делу отдаст. А потом, с ним вместе и парторг леспромхоза Иван Антонович Глущенко. Если нет до сих пор "Сплавщика", значит, с ним что-то случилось. Но как узнаешь? До ближней радиостанции еще два дня пути. Да и что даст радиостанция? Запрос в Стрелку, запрос в Енисейск? Сутки ждать ответа и, допустим, получить: "Сплавщик" вышел". Все. А дальше с ним что? Где он? Ну, где он? Река велика...
Что же все-таки делать?
Девушки ходили сердитые, не пели, как в начале пути, у вечернего костра песни.
В этот день цепи дергало сильнее обычного. Плот так и встряхивало. Видимо, шел он над густыми острыми камнями.
Ирина Даниловна, стоявшая на лоцманской вахте, тревожно качала головой:
- Ох, как закусывает!..
Левую цепь рвануло так, что на мгновение перекосилась даже головка плота, потом цепь заработала снова, но уже не натягиваясь, а слабо свисая с плота.
Ирина Даниловна подошла, наклонилась к ней, прислушалась и выпрямилась.
- Евсей Маркелыч, беда! - сказала она, войдя в шалашку и теребя за плечо только что заснувшего лоцмана. - Левую цепь оборвало.
Спустили запасную, но она оказалась значительно легче правой, и плот начало перекашивать.
- Худой правеж будет, - сказал Евсей Маркелыч. - Левые реи, считай, теперь без толку остались.
К вечеру лоцман стал жаловаться на одышку, головную боль. Постоял немного на гулянке и спустился обратно.
- Ты, Ирина, посмотри, пока видно еще, а я полежу. Может, отступит. Север, язви его, как начнешь в низовья спускаться, давит сердце...
Дул сильный низовой ветер - значит, тумана не будет. Евсей Маркелыч надеялся сделать за ночь километров двадцать - тридцать. Но легче ему не стало, и он, походив немного, повалился опять на постель.
- Кидайте якорь, - сказал вздыхая, - делать нечего.
Ныряя в прозрачной ряби мелких облаков, высоко над землей катилась туча. Бледные лучи перебегали по неспокойной поверхности Енисея. Ширина реки здесь казалась непостижимо большой; будто низкие тени, лежали берега. И, как ворота в неизвестность, далеко впереди поднимались два утеса. Похоже было, что там кончалась река.
- Плесо здесь прямое, - возразил лоцману Александр. - Мне кажется, что посредине реки и мелей быть не должно. Зачем бросать якорь, Евсей Маркелыч? Давайте поплывем.
- Ирина и так весь день на вахте, - с трудом выговорил Евсей Маркелыч.
- Я могу постоять, - решительно сказал Александр.
Евсей Маркелыч прикрыл ладонью глаза и замолчал, то ли припоминая, куда повернет за утесом Енисей, то ли обдумывая, как можно доверить Александру ночную лоцманскую вахту, когда на реке гуляет ветер и за поворотом станет давить плот к берегу. Не спокойней ли бросить якорь? Говорят: тише едешь дальше будешь... Будешь ли?.. Александр к реке начинает хорошо привыкать, берется за дело все смелее...
- Становись, - сказал он. - Если что, придешь спросишь.
- Я не устала, - вмешалась Ирина Даниловна. - Хотите - так я могу и еще постоять.