Журавлик по небу летит

– Ты мальчик с большой пальчик, – засмеялась тетя Мила, Мишка побагровел и затих. – Сколько у нас фамильного золота, Сережа?

– Тонны, – признался Мишкин папа.

– Так везет? – Мамино лицо озарилось улыбкой. И я поняла, что такое «озарилось», воочию. Удивительно!

– Конечно. – Мишкин папа улыбнулся глазами. – Мы под покровительством Хоруса и Хелиоса – богов золота в Египте и Греции. Они были еще и богами солнца. Выходит, нам повезло вдвойне, мы под покровительством и солнца тоже. – Сергей Николаевич, будто извиняясь, виновато пожал плечами. – Что-то я расхвастался! Вообще-то моя работа тяжелая и грязная. Сугубо мужской коллектив из неотесанных старателей и длительные командировки в Тмутаракань. На самом деле мы занимаемся добычей золота в промышленном масштабе. Режем горы водой.

– Как разрезать гору водой? – удивилась мама.

Я взглянула на маму и замерла от неожиданности. Солнечный ветер прошелся по всем, но лишь в ее глазах мчался ему навстречу солнечный парус. Она была такая красивая! У меня даже горло схватило.

– Что ты, Лисенок? – спросила она.

– У тебя в глазах целая тонна улыбок! – воскликнула я, а мама смутилась как маленькая.

– Выходит, я искал золото совсем не там, – невесело произнес Мишкин папа.

Я перевела взгляд на него, он отвернулся. Отчего у него испортилось настроение? Ведь все так здорово! Лучше не бывает!

– Холодает, – невпопад сказала Елена Анатольевна и зябко поежилась. – Налейте-ка мне беленькой.

– Мясо остыло, искатель! – вдруг заторопилась тетя Мила, наполняя рюмки. – Иди-иди, жарь новое! Не сиди, старатель!

– А как же золотые горы, разрезанные водой? – разочарованно протянула я.

– Потом. – Мишкин папа тяжело поднялся из-за стола. – Это совсем неинтересно.

Он ушел жарить шашлыки, а я подумала, что нашла еще две идеальные вещи. Солнце, превратившееся в золото, и водяной нож, режущий камень. Я думала об этом и о другой жизни, которая началась. Другая жизнь пахла терпкой ванилью, несущейся из Мишкиного окна на волю, я дышала тропиками среди талого снега. Наша с мамой жизнь была замечательной, но ее расписали в пастельных тонах. Как белые саксонские чашки со скромными розовыми цветами шиповника. Теперь она стала яркой и жаркой, и дикий шиповник сам собой превратился в садовые розы, подойдя к своему идеалу на расстояние вытянутой руки.

– Мама моет пол горячей водой, добавляя в нее ваниль, – сказал Мишка.

– Не может быть, – не поверила я.

– Может. Нас всех воспитал ученый секретарь, – рассмеялся Мишка. – Дети должны хорошо питаться. Между прочим, запах ванили сделал меня эмпириком.

– Кем?

– Верующим на зуб. Если в воздухе пахнет ванилью, совсем не обязательно, что тебя ждут горячие плюшки. Надо все пробовать на тот самый зуб.

– Ясно.

– Что ясно? – усмехнулся Мишка.

– Что запах ванили – признак идеальной вещи.

– Запах – признак вещи? – удивился Мишка.

– Тебе не понять, – усмехнулась я.

– Попробуй намекнуть.

Мишка навел меня на странную мысль. Признак идеальной вещи может оказаться обманкой и обозначить то, чего нет.

– Да, лучше все пробовать на зуб, – согласилась я.

– Только зубы не обломай, – хохотнул Мишка.

– О запах не обломаешь.

– Зато обломаешь о черствую плюшку.

Признаки идеальных вещей были прекрасны тем, что заставляли мечтать. Я ясно это почувствовала, когда услышала песню. Наши родители сидели в желтом квадрате света, падающего из окна Мишкиной комнаты. Елена Анатольевна запела, Сергей Николаевич подыгрывал ей на гитаре. Песня потекла медленно и вдруг закружилась, разлетелась, взвилась скороговоркой и неожиданно закончилась мольбой.

Ой вы, все: князья, бояре, простые крестьяне,

Старые, молодые, женатые и холостые, —

Всем бы вам с меня очей не сводить,

Все бы вы зрели, смотрели,

Отводить от меня взглядов не хотели:

На тело бело, щеки румяны,

Волосы пышны и духомяны.

Заря ясная, на мое тело спустись,

Солнце, в моих глазоньках отразись.

Белый свет белилом на лицо,

Выйду я на крыльцо,

Павой пойду, красоту найду.

Сойдись на мне, красота,

Чтобы я была такая одна.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово «аминь» раскололо горящую головешку в железной чаше костра и унеслось ветром вместе с вихрем обжигающих апельсиновых искр в черное весеннее небо. А я все чего-то ждала.

– Странная песня, – зачарованно сказала я. – Что это?

– Это не песня, а молитва на красоту. Моя бабушка – колдунья с ученой степенью.

– Врешь!

– Нет. Будешь драться, она превратит тебя в идеальную вещь. Навсегда.

Я посмотрела на Елену Анатольевну. Ее голова была высоко поднята, седые волосы забраны в строгий пучок, меховой воротник модной куртки встал испанскими брыжами. Елена Анатольевна не молила, она требовала красоты. И я вдруг подумала, идеальные вещи приходят к тем, кто требует, а не ждет. Мы с мамой всю жизнь чего-то ждали. По-моему, мы ошиблись.

– Мам, зачем Елена Анатольевна пела молитву на красоту?

– Ты не поверишь, это ее работа.

– Так она правда колдунья? – изумилась я.

– Нет, – рассмеялась мама. – Она филолог.