Журавлик по небу летит

Я ехала к родителям на автобусе вместо того, чтобы взять такси. Мне надо было подумать, как лучше подать правду жизни. Либо плач в жилетку, либо сухой остаток и конкретный разговор о том, как жить дальше. А как жить дальше, если жить не хочется? Автобус остановился на очередной остановке, я бросила взгляд на панельную девятиэтажку. Таких домов полно в моем городе. У них плоские крыши и крепко задраенные люки на чердаки. В моем городе сложно покончить с собой. В моем городе нет метро, электричек, широких рек и высоких мостов. Для того, чтобы лишить себя жизни в моем городе, требовалось приложить усилия. Найти отраву, залезть на последний этаж высотки, тащиться на край города к железной дороге. У меня даже веревки нормальной нет. И бритвы нет, и мыло кончилось! Даже здесь не везет. Придется тащиться в магазин за веревкой и мылом! Пробивать веревку и мыло через кассу! Стоять в очереди с веревкой и мылом, для того чтобы покончить с собой! Комедия! Просто комедия! Я – фигляр Панталоне! Старый смешной идиот, который сам это знает!

Я вдруг расхохоталась. Моя новая жизнь уместилась в четыре месяца, равные двадцати четырем часам канонического спектакля комедии дель арте. Спектакль давно идет, вся труппа в сборе. Все двенадцать персонажей! Мой сын, родители, мой брат, моя свекровь и свекор с любовницей, моя подруга и подружка сына Лиза. Я могла бы выйти замуж за человека, целовавшего мне туфлю, и стать счастливой, а вместо этого в заглавной роли везучие и сладкие влюбленные – мой муж и девушка с безжалостной улыбкой. А я несчастна, и я тринадцатая! Тринадцатая! Вместе со мной чертова дюжина. И он тринадцатый! Если бы у него было меньше учеников, блаженных и всезнающих апостолов, мы никогда его бы не узнали. Ему бы повезло, а нам бы не являлась каноническая дюжина везде и всюду, где ни плюнь. И я была бы счастлива! Комедия! Просто комедия!

Я хохотала и хохотала, как последняя истеричка, стоя на людной задней площадке автобуса, пока не приехала к дому родителей. Вышла из автобуса, и на глаза набежали слезы.

– Мне не успеть. Не справиться. Все поздно.

Я закусила губу, как мой брат, и пошла туда, где меня всегда ждут.

…Я потыкала вилкой в котлету и отложила ее в сторону.

– Что-то случилось? – спросила моя мать.

– Мой муж полюбил другую женщину.

– Сережа ушел к другой?

– Нет. Но это не за горами. Он отдалился. Стал чужим. Мне с этим уже не справиться.

Мой муж еще не ушел, но лучше хуже, чем лучше. Так проще привыкнуть.

– Я так и знала. – Моя мать поджала губы.

– Что знала?

– Ты не их поля ягода. Как же! Профессорский сынок и простушка! Тянись, не дотянешься! – закричала шепотом мать, вдруг остановилась и будто выплюнула: – Рано или поздно он от тебя ушел бы!

У меня внутри все задрожало. В моем горле застрял комок, а я не могла его проглотить. Как ни старалась.

– Зачем ты бросила работу? Как ты будешь теперь себя обеспечивать? Господи, я так и знала! Какой позор! Что я скажу нашим друзьям? Что моя дочь – брошенка? Так, что ли?

Моя мать с ненавистью смотрела в мое лицо. У меня перед глазами снова все расплылось, и я отвернулась к окну.

– Ревешь! Что теперь реветь? Поздно, моя дорогая! Где твоя Бухарина? У тебя даже друзей нет! К матери бежишь!

А к кому еще бежать? Я пришла к родной матери поплакаться, а получила удар под дых. Я пришла, чтобы меня пожалел самый близкий мой человек, а он плюнул мне в душу. Я получила удар под дых от мужа, а теперь от родной матери. Это смахивало на серию.

– Ты думала, каково взрослому мальчику расти без отца? А?

– Нет! Не думала. – Я сощурила глаза. – Я думаю, как мальчику вырасти без матери!

Я встала из-за стола и пошла к двери. Моя мать побежала за мной.

– Ты куда? – спросила она.

– Домой. – Я надевала туфли.

– А отец? Ты с ним не попрощалась, – голос матери дрожал.

– Ах, да, – усмехнулась я. – Обязательно.

– Ты издеваешься? – На глаза матери набежали слезы.

– Да, – ответила я.

– Над родной матерью?

– У меня больше никого не осталось, кроме тебя, мама.

Моя мать села на подзеркальный столик в прихожей и зарыдала. Безутешно и горько. Я села рядом и обняла ее. Она плакала и плакала, а я ее утешала. А как иначе? Она моя родная мама.

– Обещай мне, что ты не наделаешь глупостей, – попросила она.

– Я что, дура?

– Дура!

– Торжественно клянусь не наделать никаких глупостей!

Мама всматривалась мне в лицо. Внимательно и пристально. Она смотрела в мое лицо, а по ее щекам текли слезы.

– Честно. – Я обняла ее. – Даже не собираюсь. Ни за что на свете!

– Что за шум, а драки нет? – В коридор вышел отец.

– Потом расскажу, – отмахнулась мама. – Иди.

Папа стоял, не двигаясь с места. Глядя на то, как мама вытирает слезы.

– Никто не умер, слава богу, – сказала она. – Все остальное чепуха!

«Чепуха», – сказала я самой себе по дороге домой. И не такое бывает. У меня, слава богу, никто не умер. Но почему мне так плохо, что хуже не бывает? Наверное, потому, что моя прежняя жизнь распалась на куски, и я не знала, что делать.