Журавлиная ночь

…Автобус тронулся — и Кременецкий снова подумал: пути назад нет! Пусть пока он в пределах города — вечером будет за пределами республики. (Пока, правда, не межзвёздный рейс, как в его повести — но всё же…)

И тут он задел какую-то рукоятку на подлокотнике — и кресло стало проваливаться под ним! Нет… Лишь немного откинулась назад! Но ещё прежде, не успев понять это, он вскочил в испуге — и кресло вернулось в исходное положение. К счастью, этого никто не заметил — ведь почему-то никто не сел рядом, все заняли места впереди, сам же он был единственным в предпоследнем ряду сидений, а последний вовсе был пуст… Однако, едва справившись с ознобом и новым приступом учащённого сердцебиения — он подумал, что расслабляться нельзя, и не стая откидывать кресло, переведя рукоятку обратно…

(«И ни границ, ни таможен, — сказал Мерционов. — Люди едут запросто, даже без документов… Пока — никому не захотелось «восстановить справедливость», никто не взвыл про пустые магазины…»

«И то ещё как случилось, — ответил Ареев. — Кто и зачем устроил кризис тоже на ровном месте. И — с каким пониманием проблем…»

«И чьих? — добавил Мерционов. — Ведь чьим «благом» оправдано: пьяниц, дебилов?..»)

…Автобус, едва отойдя от автовокзала, уже сворачивал на окраинного вида улицу, лишь одна сторона которой была застроена, а по другой — тянулись заросли высокой, в рост человека, травы, как бы по берегу водоёма. Хотя вдали из-за деревьев виднелись ещё вполне городские постройки… («Да, верно — санатории! Давно я тут не был», — вспомнил Кламонтов.) Нo впереди, за городом — уже до горизонта расстилались поля или луга, жёлто-коричневых оттенков выгоревшей травы…

…Итак — он уже ехал! И впервые — один, среди незнакомых людей. Союзник появится — лишь по ту сторону пролива, в поезде…

(«Так… есть союзник? — вырвалось у Вин Барга. — И кто же это?»

«И вообще, что мы знаем? — спросил Ареев. — Вот если бы начал вспоминать, как всё было!»

«Осторожно! — предупредил Вин Барг. — Хотя вряд ли возможна двусторонняя связь…»)

…Однако — будто (или не «будто»?) услышав это — Кременецкий в самом деле, глядя на проносящиеся за окном справа белые стены домов и огороды за заборами, начал вспоминать!..

…Вообще мысль о побеге не возникла одномоментно, она развивалась исподволь. Чем труднее становилось — тем больше боялся, что долго так не выдержит, и может сорваться. А у него была тайна, и было дело — срыв позволить себе не мог… Но кто понял бы его — если даже самые близкие, те, кому он верил — не понимали, что это — не игра, несерьёзная по причине возраста? И могли ненароком выдать в разговоре его тайну, и посмеяться — даже не понимая, какому риску подвергают его самого? Нет — для конспирации они не подходили. Даже если бы пришлось, скрываясь где-то, инсценировать свою смерть (о чём задумывался не раз — так жить делалось невыносимо)…

И наконец ситуация созрела… После очередной семейной ссоры (из-за котоpoй и поездка чуть не со рвалась) он понял: так продолжаться не может! Ведь никому из всей семьи эта поездка не была так нужна, как ему — чтобы набраться новых впечатлений, и просто укрепить здоровье — а он должен зависеть от ничтожества, имеющего паспорт и собственный заработок… И пусть это был не единственный источник доходов семьи (не хватало ещё такого, как в старые времена!), но… А уж — как довериться в этом? Объяснить: тут и не до школьного аттестата — он может просто не выдержать, и погубить не только себя, а и их же самих, ничего не принимающих всерьёз? Нет — надо было срочно, пользуясь ситуацией, готовиться на крайний случай…

…Но первое, что он сделал вечером накануне отъезда — ещё могло выглядеть лишь ошибкой. При пересчёте денег, повторяя вслух получавшиеся цифры, он преднамеренно сбился, назвав 223 вместо 332 — и его никто не поправил. Так в итоге получилось 667, хотя на самом деле было 776 рублей, и появился неучтённый резерв — целых 109. Начало было положено…

Затем, уже ночью — он осторожно поднялся с кровати, подождал, пока ослабнет нервная дрожь, бесшумно открыл шкаф, достал при свете тусклого фонарика старые брюки, рубашку и шорты (о которых помнил лишь случайно), наспех примерил, убедился, что всё ему в общем подходит, так же бесшумно перешёл в кухню — и стал упаковывать одежду в пластиковые кульки. К счастью, кульков было много, вряд ли кто-то заметил в считанные часы до отъезда пропажу шести из них… Вернувшись в комнату, он так же осторожно открыл чемодан и стал укладывать кульки за отпоровшуюся подкладку: три — с одеждой, четвёртый — со взятыми из письменного стола тетрадями, один — на всякий случай (возможно, для съестных припасов), и ещё один, побольше, с ручками — чтобы вместить остальные. Уложив их, он провёл рукой по подкладке чемодана, убедился, что получается не вызывающая подозрений ровная поверхность — и лишь тут вспомнил о деньгах…