Журавлиное небо

— Нет, вы все же пощупайте, — подогревала Зиночка интерес Ольги. — В городе такой не купишь: и не дорого, и какой славный. Муж за ним специально в район выезжал.

Нет, она не ошиблась, Зиночка; может быть, уже сразу, как только загорелись глаза у Ольги при осмотре самых свежих ее обнов, она затаенно радовалась, заодно читая при этом совсем нехитрую повесть чужих и желаний, и надежд…

А в довершение всего — туфельки, замшевые, закрытые, такие чудные. Зиночка даже примерить их позволила Ольге, а та была так угнетена впечатлением от всего увиденного и услышанного, что могла лишь сказать:

— Ах, какой у вас золотой муж, Зиночка! Счастье иметь такого… Что и говорить!

7

Вячеслав Петрович нравился Ольге.

Не по-особенному как-нибудь там, а так же, как нравилась ей и Зиночка, как нравились и тихие вечерние застолья в их квартире, когда втроем садились за стол, под дремотно-ровную сень торшера, и осторожно кто-то начинал затасканный список первых разговоров.

— Вы знаете, а может, слышали: покрасили в соседнем доме балконы, а колер перепутали…

— Да ведь так всегда, когда дом сдают, а потом за них доделывай…

И оказывалось, что приходил уже в чью-то квартиру милиционер и что не миновать виновным штрафа. А то рассказывали, как человек какой-то (утром в очереди говорили) разделил квартиру для двоих жен — вот комедия! — и угождает обеим. Женщины как-то по-особенному смеялись, Вячеслав Петрович тоже с ними…

Возвращалась Ольга от соседей умиротворенная, в необычном для Казика ровном настроении. Она рассказывала:

— Ты знаешь, Зиночка так боится, если бы ты только знал, как боится.

— Что ж это она? — придавая голосу едва уловимую иронию, словно любопытствовал Казик.

— Это ведь подумать, чтобы мнительной такой быть: еще когда тот ребенок родится, а она: «А что, если неживой будет или уродец — господи!»

— Пусть почаще выходит проветриваться, — по-своему понимал Казик.

— Да и я говорю. И Вячеслав Петрович. Он ласковый такой, внимательный — вот за чьей спиной хорошо живется жене!

— Ты все горюешь, бедная, покоя тебе нет. Только и сидишь у соседей…

— А тебе не нравится, да? Потому что они люди не такие, как ты!

— А какие же они? Что ты в них особенного нашла, скажи!

— Они жить умеют, а ты…

— Давай разберемся, — сердился Казик. — Что ты говоришь! Какой же твой Вячеслав Петрович особенный, если он даже здороваться с человеком не хочет, ходит, будто в руках вожжи от всей земли держит… Встретился я вчера на лестнице с ним… Потом… ты сама говорила, как он квартиру получал…

— Умный, вот и получил, а ты два года в закутке сидел… Каждый живет, как умеет.

— У тебя совести нет — что ты несешь? Лучше бы работать шла — меньше времени для глупостей было бы.

— Надоели твои глупости, слышишь? Я только с этой весны и жить начала…

Да, а меж тем и весна проходила, наступало лето. Летом поехал Вячеслав Петрович с Зиночкою к своим родителям. Вернулись они через месяц; Зиночка еще более располнела, и теперь какое-то испуганное и неопределенное выражение застыло в ее глазах и отразилось на маленьком, заметно загоревшем личике. Вячеслав Петрович выглядел озабоченным.

Прошло еще некоторое время. Ольга однажды сказала Казику:

— Зиночку отвезли в больницу. Сама видела…

— Пускай бы все хорошо обошлось, — отвечал на это Казик.

— Как ей там будет? Страшно, наверное? — тревожилась Ольга.

Она так привыкла к Вячеславу Петровичу, к Зиночке — всегда и думала, и говорила о них, как о своих. Теперь ее беспокоило: как там Зиночка? Не выдержала и зашла к Вячеславу Петровичу спросить, есть ли какие-нибудь новости о жене.

— А-а, это вы? — вовсе не удивившись, встретил ее тот.

Вячеслав Петрович был немного заспанный, как сразу заметила Ольга, с всклокоченными волосами и в выцветшей рубашке.

Ольга огляделась.

Сифончик с водою стоял на столе. Тут же были разбросаны по газете огрызки яблок. Вячеслав Петрович, приглаживая рукой волосы, подошел напиться.

— Я вот задремал, — наклоняя сифон, как-то вяло сказал он. — Садитесь на кушетку, не обязательно в кресло.

Взгляд его был неопределенный, мутноватый какой-то, свободной рукой он потирал висок. Ольга уселась и сразу постаралась отгадать его настроение:

— У вас теперь забот много, не удивительно, что вы устали… Что слышно о Зиночке?

Он почему-то медлил, словно размышлял, отвечать или нет. Заговорил же лишь тогда, когда сел на кушетку, совсем рядом с Ольгой. И голос его вдруг неестественно стал живее.

— Ну что вы, не успела из дома выбраться, рановато ей еще… А почему у вас детей нет, Ольга… Ольга Романовна? — неожиданно спросил он.

В растерянности Ольга отпрянула от него, посмотрела удивленно. Ребенка хотел Казик, она же не хотела. А теперь этот спрашивает… И как это Зиночка согласилась иметь ребенка?

— Видите, какой я, — засмеялся Вячеслав Петрович, — задаю неделикатные вопросы… Но ведь мы знакомы давно, Ольга Романовна. Почему вы отодвинулись от меня?

Ей было неловко сидеть вот так — один на один с Вячеславом Петровичем рядом на кушетке. Кто-то громко заговорил на лестнице, слышался торопливый топот ног. Казалось, люди бежали сюда. Где-то хлопнула дверь. И все затихло.