Журбины

И когда настало время распределения тем дипломных проектов, Антон взял себе давно им выбранную тему — проект реконструкции завода на Ладе. Он включил в этот проект все судостроительные новшества — и уже апробированные практикой, и едва наметившиеся в научно-исследовательских институтах. Антон работал над своим проектом с таким жаром и вдохновением, с таким трудолюбием, с таким упорством, что его работу оценили на «отлично», и даже с особым примечанием, в котором говорилось: может стать основой для последующей защиты диссертации на степень кандидата технических наук. Антона взяли работать в научно-исследовательский институт, и, когда министерство поручило институту подготовить для правительства материалы о возможностях реконструкции завода на Ладе, профессор Белов сказал: «Антон Ильич, мне думается, ваш дипломный проект нам пригодится. Вытаскивайте-ка его на свет божий!»

Торжественно трубили трубы оркестра. В их голосе Антон, с волнением следя за плывущей в воздухе махиной, слышал: «Дело, для которого ты сюда приехал, сделано. Можно и уезжать». Не можно, а должно. Министр сказал вчера, что его, Антона Журбина, ждет командировка на Балтику, где еще один старый завод надо сделать молодым. Большой поток начинается во всем судостроении отечества.

Большой поток пошел, и в тот же день многие на заводе поняли, что в их жизни совершаются крутые изменения. Пусть неплохо они работали, пусть даже хорошо, но уже и «хорошо» не годится, надо «отлично». Илья Матвеевич, когда на подготовленные кильблоки опускалась первая секция нового корабля, думал о том, что за ней точно в срок, час в час, минута в минуту, придет вторая, что ходить по стапелю да рассуждать, как бывало, нельзя, что проволочки, подобные той, какая случилась у них с Александром Александровичем по поводу дополнительной обшивки, совершенно недопустимы. Прежде корабль мог простоять на стапеле лишних два-три месяца, а цехи все равно работали с полной нагрузкой — готовили материалы, оборудование и механизмы для следующих кораблей. Теперь застрять со оборкой на стапеле — значит остановить большой поток — главную заводскую артерию. Саня, Саня! Не прав ли ты, старый друг? Не сойдет ли он, Илья Матвеевич, с круга? Сможет ли расстаться с привычками практика-умельца, сумеет ли приобрести другие навыки взамен старых, навыки не выбиваться из общего ритма?

День прошел быстро. Журбины собрались дома к обеду. Агафья Карповна положила в суп молодых стручков фасоли, но фасоль никто из тарелок не выбрасывал, — ее не замечали, так были заняты знаменательным событием.

— Уедешь теперь, Антошенька, — сказала Агафья Карповна, когда, переговорив об всем, за столом замолчали. — Надолго, поди, а?

— Надолго, мама.

— По таким делам накоротко не ездят! — добавил Илья Матвеевич. — Журбины везде надобны.

— Да они, отец, и так везде есть, — ответил Антон весело. — Только фамилии у них разные. Один — Алексеев, другой — Васильев, третий — Степанов.

— Встречал?

— Встречал.

— Семейной гордости у тебя нет, сынок.

— Она у меня немножко пошире. За всех Журбиных сразу: и за тех, которые Степановы, и за тех, которые Васильевы.

— Дипломат ты! Увернулся в сторону от главного. Почему князья да графы всякие своими фамилиями могли гордиться, а мы не можем?

— Вот их и прогнали.

— Прогнали! Дело ясное, прогнали. Потому и прогнали, что, кроме фамилий, у них ничего за душой не было.

— Получается, следовательно: дело-то не в фамилии.

— Вот дипломат! Ну и дипломат! Загнал отца родного в щель что таракана. Ну и называйся как знаешь: Васильевым или Степановым.

— Зачем же? Буду называться Журбиным.

— Нравится фамилия?

— Вполне.

— Крышка дипломату! Сдался!

В то время, когда Илья Матвеевич и Антон спорили так — полушутя, полусерьезно, домой к Зине пришла курьерша из заводоуправления. Зину срочно вызывал директор. Зачем? — раздумывала она, переодеваясь перед зеркалом. Может быть, министр чем-нибудь недоволен? Может быть, хотят, чтобы она рассказала о своем бюро?

На улице она столкнулась с Алексеем.

— Куда вы, Зинаида Павловна? — спросил Алексей.

— К директору вызывают. Наверно, попадет за что-нибудь.

— Сегодня не попадет. Сегодня вроде праздника. Провожу вас. Постою там за дверью. В случае чего — заступлюсь.

Они шли и тоже говорили о пущенном потоке, потому что все и на заводе, и в поселке, и в городе говорили только о нем.

— Не знаю, как я это перенесу, — сказала Зина. — Весь завод начинает работать по-новому, только в нашем несчастном бюро ничто не изменилось.

— А у меня изменилось. Дают полуавтомат, буду секции сваривать.

— На стапеле?

— Конечно, на стапеле. Где же? Мне в цехе не усидеть. Привык к стапелям.

— Счастливый до чего человек!

К удивлению Зины, в кабинете директора не было ни министра, ни представителя ЦК. Один Иван Степанович.

— Садитесь, Зинаида Павловна, — заговорил он. — Буквально несколько слов.

— Мы так редко встречаемся, Иван Степанович, что нескольких слов мало. — Зина пыталась шутить, а сама все ждала: вдруг разнос, вдруг разнос?

— Вы на меня в обиде? — Иван Степанович смотрел на нее с усмешкой.

— В обиде.

— Надоела информация?