Журбины

Агафья Карповна собирала огурцы в огороде. Ранний заморозок побил листья, они сморщились и почернели, будто опаленные огнем. Огурцы лежали среди них на виду — то крупные, желтые, перезревшие, то маленькие, колючие, согнутые крючком. Агафья Карповна наполняла ими плетеную кошелку и раздумывала о жизни. Агафье Карповне было о чем подумать. Столько всяких событий произошло в семье. Уехал Антон. Хорошо с ним было, весело, время пролетело — и не заметили. Давно ли приехал, а вот уже и уехал. Надолго теперь, жди — не дождешься. За ним уехала Вера с маленьким Матвеем. Тоня уехала, — приняли в университет. Уехала вместе с Игорем Червенковым. Вот и он тоже решил учиться. Сначала все его ругали, что не учится дальше, а потом сам, говорит, увидел: в производстве шагу нельзя ступить без математики. Особенно Алексей стыдил его. У Алексея тоже какие события — просто диву даешься! Женился-таки на своей Катерине. Дед Матвей хвалит его: «Молодец парень! По-мужски поступил. Что трудно дается, то сердцу навсегда мило; что легко добыто, с тем и расставание легкое. Добрую долю предсказываю». И верно, жаловаться нельзя, дружно живут, душа в душу. Алексей учится к тому же. На заочное приняли в институт; сдал в городе экзамены профессорам, и отметки отправили в Ленинград, туда, где Антон учился. Алексей объявил: что за пять лет проходят — за три пройду. И Катюша, дескать, с ним учиться будет, тоже на заочном, только не на кораблестроителя, понятно, а на историка. Всегда мечтала. А пока снова вернется на завод.

У всех судьба ясная, прямая, — не поймешь только Витю. Награды всякие получает, а в семейной жизни сбился с дороги. Ну, допустим, Зина эта, инженерша… Хорошие они оба, сердечные, душевные. Что бы раньше-то им повстречаться… А теперь как же? Лидия-то — куда ее подеваешь? Хоть и укатила из города — все равно жена.

Спокойное это занятие — возиться в огороде, среди грядок. Обо всем передумаешь, все решишь. Одна беда — в огороде решаешь так, а в жизни получается иначе.

Агафья Карповна уже наполняла огурцами вторую кошелку, когда ее неожиданно кто-то обнял за шею и поцеловал в щеку. Разогнула спину и увидела перед собой загорелую женщину в кожаном желтом пальто нараспашку.

— Лидия! — воскликнула Агафья Карповна и уронила кошелку на землю.

Лида снова кинулась обниматься, огурцы хрустели у нее под ногами.

— Лидия! — повторила Агафья Карповна. — Да что же это?! Как же ты?! Откуда?

— Оттуда, мама, из-за тридевяти земель! — Лида махнула рукой в сторону востока. — Вижу, не рады мне.

— Пойдем в дом-то, пойдем. Как же не рады! Говоришь пустые слова. Родной ведь человек! Подожди, Витя с работы вернется… Все придут… Вот радость будет!

Лида умылась, сбросила костюм, помятый в поездах, достала из чемодана голубое с белыми узорами вязаное платье, переоделась. И без того была всегда красивой, а теперь стала — просто засмотришься. Стройная, затянутая, ноги тонкие, сильные, шея точеная, зубы покажет — что снег. Только загар не женский — мужской. Очень уж загорела, что плотовщица.

— Ну, рассказывай, рассказывай! — Агафья Карповна хлопотала, накрывала на стол — закусить, попить чайку с дороги. — Скоро год, как не видались. Беды ты натворила, Лидия. Горевали мы, сильно горевали.

— Мне кажется, мама, что не беду я сотворила, а доброе дело — и для себя, и для Виктора, и для всех нас. Ну, об этом мы поговорим с Виктором.

Лидия держалась уверенно, спокойно и с достоинством знающего себе цену человека. Она положила ногу на ногу, откинулась в дедовом кресле, смотрела на Агафью Карповну с улыбкой, с какой смотрит человек, после долгих лет разлуки возвратившийся в те места, где он родился, где вырос: родные они, милые сердцу — и вместе с тем уже далекие, отошедшие в прошлое. В этом взгляде — и любование, и грусть, и сожаление, и превосходство.

— Что же вам рассказать, мама? — оказала она. — Я, например, геолог, коллектор. Работа у меня страшно интересная. Зимой я училась на курсах, а все лето пробыла в экспедиции. Вы всегда думали, что я клуша, только бы мне сидеть в беседке да в палисаднике. А «клуша» в иной день выхаживала пешком по шестьдесят километров, переправлялась по шею в воде через речки. За спиной к тому же рюкзак килограммов на двадцать.

— Матушки-светы!

— Ездила верхом, взбиралась на скалы, тонула в болотах, спала прямо на земле, пухла от комаров и мошек.

— И ничего, не хворала?

— Не чихнула ни разу.

— Героиня ты, Лидия!

— Какая же героиня? Все геологи так работают. Некоторым экспедициям еще труднее приходится.

Агафья Карповна тоже принялась рассказывать — о домашних делах, об Алексее, о Тоне, об Антоне с Верой — обо всем, что обдумывала в огороде. Только о Викторе ни слова не проронила. Не спрашивала о нем и Лида. Агафье Карповне очень хотелось знать, что Лида думает делать дальше, как намерена жить. Но спросить об этом боялась: слишком уверенно и независимо держала себя Лидия. Агафью Карповну тревожила предстоящая встреча Лиды и Виктора. Что из этой встречи получится — поладят или не поладят? Если поладят, то надолго ли?