Журнал «Байкал» 2010–01

У бурят с глубокой древности получили распространение два основных типа жилища: войлочная юрта (эшэгы гэр) и деревянная (буулгааhан). Войлочная юрта представляет собой круглую в плане деревянную каркасную постройку с невысокой конической крышей, покрытой войлоком. Легкость сборки и транспортировки, функциональность привели к тому, что форма и основные части конструкции сохранялись у кочевников-скотоводов без изменения на протяжении очень длительного времени. Деревянная юрта представляет шести- или восьмиугольный сруб, перекрытый конической крышей на четырех опорных столбах — тээнги. Постройка деревянной юрты и установка войлочной всегда начинались с выбора места для очага, отмечавшего собой центр окружности стен, поэтому шести- и восьмистенные юрты воспринимаются бурятами как круглые в плане. Над очагом расположено дымовое отверстие. Неизменной осталась и пространственная ориентация входа на юг, в благоприятную сторону. В отличие от деревянной, в конструкции войлочной юрты отсутствуют опорные столбы.

Внутреннее пространство юрты воспринимается целостным, т. к. отсутствуют перегородки. Вертикальная ось проходит через центр окружности пола и вершину конической крыши, т. е., в предметном выражении — очаг внизу и обод дымового отверстия (тооно) вверху. Падающий из тооно свет и поднимающийся вверх дым очага зримо осуществляют связь верха и низа, неба и земли, устанавливая вертикальную мировую ось и центр горизонтальной проекции мира. Северная часть считается почетной, «чистой» стороной жилища, восточная — женской, западная — мужской. То есть северная и западная части сакрально более значимы. Воспроизводя модель космоса, юрта позволяет человеку, не выходя из нее, ориентироваться во внешнем пространстве и времени: направленный поток света превращает внутреннее пространство в своеобразный циферблат.

В современной жизни бурят юрта, как исторический тип жилища, утратила прежнее значение. Анализом ее символического космологического значения этнографы и культурологи стали активно заниматься недавно. Одно из первых изображений внутреннего пространства юрты мы встречаем в графическом листе Р. С. Мэрдыгеева (1900–1969) «Рождение Гэсэра» (1940). (См. 2 стр. обложки).

Р. С. Мэрдыгеев — один из первых бурятских художников, для которого соединение европейской и бурятской художественных традиций было осознанным вопросом: в молодые годы он формировался в первую очередь как этнограф и историк (член ВСОРГО, затем Буручкома). Здесь Мэрдыгеев изображает внутренний вид деревянной срубной юрты прибайкальских бурят.

Изображенное пространство деревянной юрты открывается зрителю с почетной северной стороны — хоймора, на первом плане расположена зыбка — деревянная колыбель с младенцем. За ней у очага сидит старуха — преображенная дочь Солнца, в бедной юрте которой на перекрестке дорог появился чудесный младенец. С этнографической точностью воспроизведен наряд прибайкальской бурятки. Но большее внимание привлекает сама зыбка, имеющая сложную продуманную конструкцию с множеством «говорящих» деталей: например, приспособление для стока выделений, белая баранья косточка (берцовая), привязанная к боковой стенке зыбки, которая напоминает об обычае закалывать барана в честь рождения мальчика (указание на пол ребенка) и выступает как оберег. На западной стороне юрты художник разместил снаряжение будущего воина: лук, колчан со стрелами, конскую упряжь. В дымовом отверстии над очагом вьются ласточки (хараасгай). Из дверного проема, обращенного на юг, открывается вид на залитую солнечным светом долину с уходящей вдаль дорогой, на горизонте горная гряда Саян. С севера на юг — так обозначается пространственный вектор земной судьбы Гэсэра. Состояние спокойствия, мира, разлитое в природе, отражается на лице старухи матери. Этим же спокойствием, безмятежностью веет от всех изображенных предметов, расположенных на своих, закрепленных традицией местах. В результате масштабное несоответствие зыбки с младенцем и окружающих предметов не вносит дисгармонии в изображение. Хотя младенец равен сидящему взрослому человеку, разница масштабов не разрушает цельности пространства листа, т. к. может быть отнесена на счет резкого перспективного сокращения планов. Это преувеличение воспринимается так же естественно, как и гиперболизация чудесной силы маленького ребенка в эпосе.