Теперь, когда у остатка нашего рода появилась определенная цель, жизнь стойбища потекла живее, люди старательно смотрели за скотом, овцы размножались, в табуне появилось и росло здоровое потомство. Осенью мы вышли на облаву, и я был рад, что в седла сели вместе с женщинами и девушками около пятисот человек. Мы тогда добыли много мяса и пушнины. Меха наши женщины хорошо выделали, а несколько стариков в ту же зиму поехали на Хэрлэн и удачно поменяли их у тамошних монголов на сабли, наконечники стрел и копий, привезли недостающие котлы и треноги для очагов. Кроме всего этого, старики привезли и новости, которые меня сильно огорчили. Они поведали нам о смерти отравленного татарами Есугея-батора, о развале куреня и войска новых борджигинов и неблаговидной роли в этом тайджиутов и зурхэтэнов. Я, очень сильно встревоженный судьбой своего анды, хотел подробнее узнать о нем, но старики больше сказанного ничего толком не знали. Лишь подслеповатый помощник шамана прошамкал беззубым ртом, что в степи Приононья ходит слух будто бы обе вдовы Есугея батора с его детьми после большой ссоры с родственниками укочевали в неизвестном направлении. Горько и досадно было мне за бедственное положение Темуджина, хотелось броситься на поиски айла Есугея, но в своем теперешнем состоянии я ничем ему помочь не смог бы. Ничего не оставалось, как усиленно готовиться к возложенному на меня и тридцать моих подрастающих нукеров необычному и дерзкому делу.
Прошло два трудных года, за это время мое поколение заметно подросло, мои нукеры стали похожи на воинов, выросли и девушки рода. Наши табуны и стада значительно увеличились, и пастбищ в семиозерье стало не хватать. Наш род в начале лета решил покинуть благодатное кочевье и идти на Онон, на свои исконные места. Хорхоног-шибир, на наше счастье, был все еще никем не занят, и мы на лето стали на старом месте. Как только поставили курень и хорошо огляделись, шаман Хаптаран в сопровождении помощников пришел в мою юрту. Наши стареющие матери сразу поняли в чем дело и, едва сдерживая слезы, покинули под благовидным предлогом жилище.
— Джамуха и Тайчар, вот и пришло ваше время, — сказал шаман. Один из вас с нукерами уйдет к мэргэдам, другой возглавит наш род.
На следующее утро я и мои тридцать нукеров поехали по реке Кыра на северо-восток в мэргэдские кочевья. Прощание было недолгим. В первый день пути я незаметно наблюдал за нукерами и был рад тому, что не заметил ни слез расставания, ни растерянности и страха перед будущим. Мне было четырнадцать полных лет, среди нукеров только трое были на год-два старше меня, остальным было около тринадцати. За прошедшие годы мы все очень хорошо узнали друг друга, установленный среди нас порядок был еще строже, чем в обычном монгольском отряде, — все знали, на что решились и что поражение будет не только нашей гибелью, а падением в бездну всего рода. Мы были научены многому, что было известно нашим старикам о воинском деле, и хорошо усвоили, что наша сила только в единстве, что лучше погибнуть самому, нежели подвести всех.
Мы не знали точного расположения мэргэдских кочевий. Старики дали напутствие добраться до семиозерок на Сухэ, до наших старых кочевий, потом двигаться по этой реке все время вниз и там, где-то возле ее устья, узнать место, где стоит курень Тогтохо. Путь предполагался длинный и окружной, но иной при нашей неопытности был недоступен. В конце второй летней луны наша дружина, за время похода еще более спаянная, вышла в долину Селенги, и там у мэргэдских пастухов нам удалось разузнать, что удуиты Тогтохо кочуют в устье реки Хелго. Про других мэргэдов мы их не расспрашивали, и нам никто, вероятно, не сказал бы. Но я предполагал, что курень Дайр-Усуна до осени простоит в Талхан-арале у слияния Селенги и Орхона и уйдет оттуда после сбора урожая проса на зимники, а курень Хатая-Дармалы стоит недалеко от Селенги в Бура-хэрэ.
Дальние караулы удуит-мэргэдов остановили наш отряд на перевале междуречья Сухэ и Хелго, долго нас расспрашивали. Наконец сотник решил оставить мою дружину под присмотром караула на перевале, а меня одного с десятком своих воинов отправил на Хелго к самому Тогтохо.