Журнал «Байкал» 2010–01

Крестьянин средней России сидел на «окняжёной» или «обояреной» земле и с её владельцем был связан соответствующим договорным обязательством, так называемой «порядной». Уйти от хозяина, помещика, он мог лишь после окончания осенних работ — в течение недели до и после Юрьева дня, 26 ноября, в противном случае он становился «беглым».

В дореволюционных справочниках говорится, что узаконенное прикрепление крестьянства к земле совершилось («по наговору Бориса Годунова») указом царя Фёдора Иоанновича в 1592 г. Однако известный русский историк и археолог М. П. Погодин (1800–1875) в статье «Должно ли считать Бориса Годунова основателем крепостного права» настаивал:

«основателем крепостного права не был у нас никто, а винить в его развитии следует обстановку общественного бесправия, в которой возникли и воспитались крепостные отношения Московского государства»[31].

Одним из ранних документов, свидетельствующих об уже утверждающихся крепостных отношениях на Руси, считается писцовая книга 1580 г. тверских владений князя Симеона Бекбулатовича[32], где говорится о 305 «выбежавших» (т. е. беглых) крестьянах из общего числа 2217, прикрепленных к земле («крепких земле»).

А уже со второй четверти XVII в. крестьяне закрепощаются массово, давая помещику обязательство:

«всякую страду страдать и оброк платить, чем он изоброчит», жить «где государь ни прикажет, в вотчине или в поместье, где он изволит поселить», и даже соглашаться на то, что «вольно ему, государю моему, меня продать и заложить».

С середины того же века закрепощают и детей крестьянских.

С XVII в. имущественные и личные права крепостных крестьян уже ничем не ограждены, никакой закон не пытается как-то ограничить размеры крестьянских податей и повинностей. Вопреки церковному закону, помещики по своей прихоти женят и выдают замуж крепостных.

Думается, всем нам еще со школьных лет памятны строки великого русского поэта Н. А. Некрасова (что характерно, напрочь забытого нынешними СМИ):

…Помню ужасную свадьбу,
Поп уже кольца менял,
Да на беду помолиться
В церковь помещик зашёл:
«Кто им позволил жениться?
Стой!» — и к попу подошёл.
Остановилось венчанье!
С барином шутка плоха —
Отдал наглец приказанье
В рекруты сдать жениха,
В девичью — бедную Грушу!
И не перечил никто!..
Кто же имеющий душу
Мог это вынести?.. Кто?..

О древнем праве «вотчинной расправы» известно с XVI в. Со временем на барских дворах появляются собственные тюрьмы. Об изощренных истязаниях крестьян их владельцами говорится в подлинных тогдашних документах. Подробно описаны и применявшиеся при этом орудия: кандалы, цепи и колодки, батоги и кнут, отмериваемые «нещадно». Появляются и чисто московские пытки — подвешивание за связанные назад руки с битьём при этом кнутом и поджариванием огнём. Как видим, Москва всегда отличалась чем-то эдаким, «гламурненьким».

Истязания подобными орудиями нередко приводили к смерти наказуемых, и Сенат в 1762 г. признал, что в законе нет наказания за такого рода убийства. Вот, например, знаменитая Салтычиха (1730–1801), прозванная в Москве «людоедкой» и садистски замучившая в течение 7 лет 139 душ своих крепостных, преимущественно женского пола. Её дело 21 раз начинало рассматриваться в низших инстанциях, но, благодаря родственным связям и взяткам, неизменно оборачивалось наказанием и ссылкой жалобщиков. Наконец, назначенная Екатериной II юстиц-коллегия в 1768 г., после 6 лет следствия, признала её виновной в «серийных» убийствах и приговорила к смертной казни, которая была заменена, по воле императрицы, пожизненным заключением в подземной тюрьме в Ивановском московском девичьем монастыре. Сообщники Салтычихи (её подневольные дворовые люди), подвергнутые вырыванию ноздрей и другим наказаниям, были навечно сосланы в Нерчинск на каторжные работы.

Кнут[33] был страшным орудием, в сравнении с ним даже плеть считалась более мягком средством «воздействия». Во второй половине XVIII в. появляются еще более «мягкие» розги: один удар плетью, по официальному уложению, приравнивался к 200 ударам розгами.