Журнал Двести

1. Размышления о развлекательной литературе и ее роли в истории XX столетия.

В цикле А.Азимова "Основание" шесть книг. Первая — собственно "Основание", написанная еще во время Второй Мировой Войны, была гимном человеческому разуму. В том же смысле, что и "Таинственный Остров". Распадающийся мир Галактической Империи, столетия войн и варварства впереди — и один человек. Ученый. Психоисторик. Хари Селдон. Элегантный План, позволяющий минимальными усилиями возродить Цивилизацию. План, исходящий только из наиболее общих закономерностей природы и общества. Железная рука, протянувшаяся через пространство и время. Во второй книге цикла молодой талантливый генерал Империи пытается противопоставить Плану себя. Личность. Случайность. И погибает. Никто не может противостоять силе Закона. (Написано в 1945 г.)

Но время (Время Реальности — время Отражения "Земля", в котором жил писатель А. Азимов и живем мы с вами, Время, понимаемое, как мера изменений в мире) идет. И появляется Мул, случайность, мутант, который не был и не мог быть предусмотрен Хари Селдоном, жрецом и повелителем силы Порядка. И оказывается, что гордое "Первое Основание" — лишь ширма, за которой управляют историей мира люди — психологи и психоисторики. Ораторы. Сеятели. Отрешенные. Управители Порядком. Игроки. (Написано в 1948–1953 гг.)

А потом и психоисторики становятся тенями, лишь предполагающими, что от их деятельности что-то зависит. Истинным творцом истории выступает Р.Дэниэл, сверхробот и сверхчеловек, созданный случайно. Случайность порождает закономерность. Порядок Плана Селдона — лишь мимолетная картинка в калейдоскопе хаоса. (Написано в 1983–1988 гг.) Круг замкнулся. От веры во всесильную закономерность, олицетворенную наукой, человечество пришло к вере во всесильную случайность магии. И осталось несвободным. [1]

Марксисты считали искусство вторичным по отношению к жизни. Кажется, это называлось "теорией отражения". Поэты и художники считали жизнь вторичной по отношению к искусству — что-то вроде симпатической магии. Думается, никого не обидит компромисс: жизнь и творчество взаимно воздействуют друг на друга. Картины и книги, и другие информобъекты — кванты, которыми передается информация. Из будущего в прошлое. Из одной вселенной в другую. Мир меняется, поглотив квант или излучив его.

Почему-то принято считать, что сильное воздействие оказывают только великие книги. Что-нибудь ранга Библии или на крайней случай "Улисса". Однако, поставим простой вопрос: на сколько читателей "Трех мушкетеров" приходится один читатель "Замка"? А среди детей и подростков в возрасте до 17 лет (то есть, наиболее пассионарной части населения)? Это к вопросу о степени влияния.

Кончался XIX век, в развитых странах население поголовно было обучено грамоте. У всех, даже у самых бедных появился досуг. И люди стали читать. Не только Шекспира и Достоевского, но и, например, детективы.

Был капитализм, и рукопись была товаром. Она должна была заставлять себя читать. "За столом сидел человек, а рядом лежала его отрезанная голова…" Уже интересно. Поскольку интересно все, что страшно. Инстинкт выживания и инстинкт продолжения рода. Смерть и любовь. Как мог бы объяснить З.Фрейд (если бы он уже создал к этому времени психоанализ) о сексе и об убийствах читать будут все.

Однако же, в мире господствовала Англия, а в Англии викторианская этика, стройная, прогрессивная и ханжеская: ни о какой "Анжелике" и речи идти не могло. И писатели создавали детективы.

Человек привыкает ко всему. Когда в первый раз описывается кухонный нож, вонзенный в сердце несчастного, это может сойти за "зверское убийство" и потребовать вмешательства Грегсона, Лестрейда и самого Холмса. Но, прочитав такое в десятый раз, читатель зевнет. Уже не страшно. Значит, надо придумать что-то другое.

Нет таких кошмаров, которые нельзя было бы извлечь из подсознания. И начинают описываться все более замысловатые убийства, все более страшные пытки и издевательства… Хайд у Стивенсона был воплощением абсолютного зла. Он убил (в припадке беспричинной ярости) пожилого джентльмена и наступил на лежащего на земле ребенка. Наступил! Стивенсону и в голову прийти не могло, чтобы его дьявол мог ребенка убить. Тогда это было за пределами сознания. В Id.

Но писатели — потому и творческие люди, что пропасть между сознанием и подсознанием у них минимальна. И все больше "кошмаров Фредди" просачивалось сквозь тонкий слой цензуры и оставался в пестрых книжках в мягкой обложке. Книжках для толпы.

А потом, когда пришла Война, оказалось, что люди, представители многократно воспетого социалистами "вооруженного народа" могут представить себе (и, следовательно, выполнить, поскольку война была тотальной, и для победы годилось все, что мог изобрести разум) гораздо больше жестокостей и зверств, чем это казалось возможным викторианской этике, верящей в прогресс человечества, и даже авторам детективов, по мере сил и возможностей поспособствовавших этому прогрессу.