Журнал Двести

Я разделяю многие тезисы Щеголева. В частности, я согласен с тем, что никого "новая волна" не победила и победить не могла и не может, ибо так называемая война происходит тут между белыми шахматными фигурами и бубенной карточной мастью, да еще и на кегельбане. Я согласен с тем, что говорить о несоздании структур, создавая структуры, выглядит фарисейством. Что же касается обмена непарламентскими выражениями — честное слово, дуболомная безаппеляционность Столярова вызывает во мне большее уважение, чем кокетство Щеголева своей беспомощностью, болезненностью и малым чином. Явно имеет место фатальная психическая несовместимость. Столяров-то точно, пофамильно знает, кто бездарен, и был вполне уверен, что так же точно это знают остальные; ему и в голову не пришло, что против дистанцирования от бездарностей может выступить кто-то из тех, от кого Столяров дистанцироваться вовсе не собирался. А Щеголеву в голову не пришло, что, если кого-то называют посредственным, то это не о нем. Обоюдные комплексы сработали; классический вариант беседы телефона для глухих с сетью для бедных. И мы еще мечтаем о контактах с иными цивилизациями!

Помню, Щеголев, бывший когда-то моим опекаемым — помните институт "опекунства" в семинаре? — и постоянно в ту пору мною хвалимый наперекор многим (уж очень он, даже в ранних своих вещах, был мне эмоционально близок, куда ближе Столярова), выпустил наконец книжку. В ответ на мою шутливую реплику: "Когда подаришь?" (к тому времени я ее уже, кажется, сам купил) Саша растерянно захлопал глазами и, похоже, всерьез почувствовав себя виноватым, пробормотал: "Ох, мне для нужных-то людей экземпляров не хватает…" Мне стало смешно и немножко жалко Сашу. Но, будь на моем месте Столяров, реакция, вероятно, была бы иной. "Так я уже не считаюсь нужным? Колесовать!" Что ж, это оборотная сторона напористости, деловитости и целеустремленности.

5. Престижность премии зависит от очень многих факторов. Тут и длительность ее существования, и степень уважения и доверия к членам жюри, и состав награжденных (выражает ли жюри мнение народных масс, или нет), и материальная составляющая премии, и многое другое. Дольше всех, насколько мне помнится, существует "Аэлита", ей бы и быть самоглавнеющей — но второй и третий пункты не оставили от ее престижности камня на камне. По четвертой позиции самой престижной может оказаться "Беляевская премия", но некоторые аспекты ее появления на свет до сих пор вызывают кривотолки и, кроме того, в глазах многих она безнадежно скомпрометировала себя, отдавшись Звягинцеву. Однако короткий срок ее существования репрезентативных выборок сделать пока не позволяет. И уж совсем от горшка два вершка мосластому "Страннику", который покинул материнское чрево с таким чугунным лязгом, что невольно вспоминается долго смешившая малеевцев начальная фраза из повести какой-то девочки: "Заскрежетало входное отверстие. Как же так, — недоумевает героиня, — ведь я его смазывала всего лишь месяц назад!" За этим скрежетом не услыхать было ни одного разумного, спокойного слова. Хотя из-за чего, собственно, скрежет? Ведь те же самые вещи Столярова в прошлые годы получали и "Улиток", и, если не ошибаюсь, "Интерпрессконы" — и небеса не рушились. Что же теперь произошло? А вот что: дали. Но и не Стругацкий, и не мы. А кто? Да писатели какие-то… И сразу: ограничение свободы творчества, навязывание приоритетного направления в литературе…

А вообще-то, конечно, самыми престижными в этом году были "Улитка" и "Интерпресскон" по большой форме. Потому что их получил я.

6. Не может быть абсолютно объективной премии, и поэтому не может быть самой престижной премии, как не может быть самого престижного жанра литературы и самого престижного направления в литературе. Каждое направление должно иметь свою премию, и это будет только способствовать кристаллизации направлений и расширению их спектра. Что же до меня — дескать, "как выглядит неучастие "Гравилета" в финальном списке…" — то смотрите сами, как оно выглядит. Я поясню лишь вот что.

Чертков, который накануне "Интерпресскона" позвонил мне и предупредил, что я даже в кандидаты рожей не вышел, был, похоже, огорчен этим обстоятельством куда сильнее меня. Меня же сей факт не столько уязвил, сколько заставил на некоторое время заподозрить, что, сам того не заметив, я уклонился от столбовой дороги развития отечественной словесности в какие-то архаичные слюняво-сопливые буераки, и среди пишущих настоящую прозу настоящих мужчин мне не место. О чем я и сделал соответствующее представление Стругацкому в первый же вечер в Репино. Попытавшись переубедить меня и не преуспев, Борис Натанович попросил меня потерпеть с выходом из жюри "Странника" хотя бы до окончания кона хотя бы из уважения к нему, Борису Натановичу, и к его здоровью. Безусловно, именно так я и поступил — хотя подобная постановка вопроса не могла не сказаться, в свою очередь, уже на моем собственном здоровье.