Журнал «Если» 1993 № 03

Он следил, как ее провели за порог. Опьянение победой звенело в ушах, бродило в крови. Он не мог успокоиться и не мог сдерживать себя. Он бежал по деревне и кричал:

— Люди Эвильдаро, Люди Моря, мы пришли освободить вас! Ведьма свергнута! Мои воины бьются за вас! Если среди вас остались мужчины, выходите!

И они начали появляться: один за другим из хижин выходили охотники и рыбаки, вооруженные кто чем. Ведомые его сыновьями, они пробежали через священную рощу и обрушились на продолжавших сопротивляться Людей Боевого Топора.

И строй врагов сломался.

Когда была перевернута последняя колесница и последний ют бежал, ища спасения на вересковых пустошах, Локридж приказал привести пленников. Витукар оказался цел и предстал перед Локриджем со связанными за спиной руками, сразу же узнав его и с вызовом глядя ему в глаза.

Локридж сочувственно смотрел на несчастных ютов.

— Вам больше ничто не угрожает, — сказал он. — Завтра вы можете уйти. Это место принадлежит нам. Оно не ваше. Но наш человек пойдет вместе с вами, чтобы говорить с другими племенами о мире. Витукар, я надеюсь, ты тоже будешь там.

Ют вздрогнул.

— Брат, — сказал он. — Не знаю, что за странная напасть так изменила тебя всего за одну ночь. Но поверь, мы по-прежнему кровные братья, ты и я. Всегда можешь рассчитывать на меня.

Локридж помог ему подняться.

— Освободите его. Он мой друг.

Озирая своих людей, Барс понимал, что его дело еще не закончено. Жизнь в Уэстхейвене была надежно устроена. В следующие двадцать или тридцать лет — в зависимости от того, какой век ему предопределен, — такой же племенной союз ему предстоит создать и здесь, в Дании.

Если только не помешает Сторм…

Человек подбежал к нему и упал в ноги, едва не касаясь лицом земли:

— Мы не знали! Мы не знали! Мы слишком поздно услышали!

Ночь, как саван, опустилась на глаза Локриджа. Он закричал, требуя принести факелы, и со всех ног бросился к Длинному Дому…

Она лежала в холодном безжалостном свете мерцающих сфер. От ее красоты не осталось и следа: задушенный человек, с посиневшей кожей, вывалившимся изо рта распухшим языком и выпученными глазами не может выглядеть привлекательным. И все же в загадочном блеске ее разметавшихся волос, в тонких чертах лица, в изгибе тела, в изломе рук, некогда ласкавших его, оставалось что-то волнующее и трогательное.

Поперек нее лежал труп Бранна.

Локридж совсем забыл о нем. Он просто не смог бы жить, вспоминая о Бранне, а тот, полумертвый, выполз в зал за черный экран и застал ее, свою мучительницу, связанной и беззащитной.

Сторм, бедная Сторм!

Люди Моря молча наблюдали, как плачет их вождь.

Он приказал принести дров. Сам положил ее на смертное ложе, а затем собственноручно поджег Длинный Дом. С завыванием рвалось вверх яростное пламя; вокруг стало светло как днем. Здесь, решил он, мы построим часовню.

На земле оставалось единственное место, куда ему не было больно идти. Он пошел к кораблю.

Руки Ори обняли его… К рассвету он успокоился. Господь или Судьба — как бы ни называлась эта могучая сила — должны благодарить его за труд.

Наступил новый период истории человечества — Бронзовый век. Увиденное им за последние годы вселяло уверенность в том, что это время будет эпохой изобилия, мира и счастья; может быть, она будет более счастливой, чем последующие века, и даже отдаленное будущее, в котором ему довелось родиться и жить. В оставшихся от века бронзы памятниках и реликвиях не было отпечатков жестокости и зверства, следов пожара, свидетельств порабощения слабых сильнейшими. И золотая солнечная колесница, и рога тура, изгибы которых напоминали кольца Божественных Змей, доказывали одно — северные племена стали единым целым. Их слава шагнула далеко: гордую поступь датчан слышали улицы Кносса и в Аравии были известны корабли из Англии. Некоторым смельчакам Севера даже удалось достичь берегов Америки, где в эпосе индейцев сохранились предания о мудром добром Боге, о Богине по имени Лепесток Цветка. Большинство смельчаков возвратилось на родину; ибо где можно найти жизнь лучшую, чем на благодатной земле, на которой впервые утвердился строй, соединяющий могущество со свободой?

В конце концов и эта эпоха завершится, уступая грубой силе жестокого века железа. Но и тысячелетие счастья можно считать выдающимся достижением, а порожденный им дух останется жить в веках. Через столетия будет упорно пробиваться забытая истина, некогда открытая поколениями, вдоволь вкусившими от радости бытия: чтобы жить счастливо, надо уметь терпеть и хорошо работать. И те, кто стремится построить лучшее будущее, признают ее верность и возвратятся в страну счастья, основанную Барсом.

— Ори, — прошептал Локридж. — Останься со мной. Помоги мне.

— Навечно с тобой.

Перевели с английского

Любовь Паперина

Владимир Рыжков

Александр Гельман Дай, Господи, революцию без революционеров