Журнал «Если», 2003 № 07

Первая часть «Фантастики и футурологии» — своеобразное построение общей теории даже не фантастики, а литературы вообще. Здесь автор подробно исследует язык произведения, его мир, структуры литературного творчества. То, что при этом он отталкивается не столько от традиционного литературоведения, сколько от параллельных научных дисциплин, широко используя положения семиотики, информатики, теории игр, одновременно представляет и особый интерес, и повышенную сложность восприятия. Можно только склонить голову в знак уважения к переводчикам (Сергей Макарцев и Евгений Вайсброт), которые мужественно продирались сквозь замысловатые построения польского эрудита.

В отдельной главе «Эпистемология фантастики» (эпистемология — теория познания) Лем рассмотрел именно познавательную ценность НФ, причем основательно прошелся по «соседнему с фантастикой государству» — футурологии. Выводы Лема неутешительны и здесь: ни молодая научная дисциплина, обещавшая поначалу столь много, ни прогностическая ветвь фантастики не достигли больших успехов… Годы, прошедшие со времени выхода книги, лишь добавили аргументов в пользу мнения писателя: на наших глазах в мире происходят структурные изменения, не предсказанные ни футурологией, ни фантастикой.

Наверное, для основной массы читателей более увлекательной окажется вторая часть, где Лем описывает так называемые проблемные поля фантастики: катастрофы, роботы, космос, эротика и секс, сверхчеловек, эксперимент, утопия и футурология.

Автор монографии практически ни одно свое положение не оставляет голословным и приводит огромное количество примеров из книг фантастов. Указатель имен в конце работы занимает 9 страниц. Вот только несколько фамилий авторов, произведения которых Лем тщательно анализирует в «Фантастике и футурологии»: А. Азимов, Дж. Баллард, Дж. Блиш, Х. Л. Борхес, Р. Брэдбери, Ф. Дик, А. Кларк, Б. Олдисс, О. Стэплдон, Р. Хайнлайн… Поскольку книги этих авторов ныне широко известны читателям нашей страны, уверен, что многие разборы Лема и удивят, и откроют новые грани известных произведений, и вызовут возмущение…

Тем не менее пан Станислав неоднократно признает, что одному человеку просто не под силу проанализировать весь массив выходящей в мире фантастики, и попутно обильно разбрасывает идеи о том, под каким углом было бы интересно рассмотреть этот вид литературы. В одном из примечаний он пишет: «Внушительно выглядел бы каталог всех технических изобретений, сделанных научной фантастикой. Но никто пока такого издания — а было бы оно не под силу одному человеку — еще не предпринял». Не совсем так: попытку создания такого каталога в нашей стране предпринимал Генрих Саулович Альтшуллер (Генрих Альтов), зафиксировавший в своем «Регистре фантастических идей», который и сегодня остается неопубликованным, десятки тысяч самых разных фантастических открытий и изобретений.

Отдельная часть монографии — исследование прогностической функции фантастики, размышления о футурологии и о будущем человечества. Сейчас становится отчетливо ясно, что взгляды Лема на расслоение земного мира по экономическому признаку, на возрастание энерговооруженности общества, на совершенно фантастические еще вчера направления развития науки (генная инженерия, информационные технологии, биоконструирование) не умозрительны, что рассматриваемые им проблемы требуют незамедлительного участия самых широких кругов общества. Разница между возможностями передовых технологий и нравственным состоянием общества существовала всегда, но лишь в наше время эта проблема (точнее, отсутствие ее разрешения) может привести человечество к уничтожению.

И здесь Лем вовсе не требует от писателей-фантастов удачных предсказаний, не предлагает им заменить футурологов. По его мнению, фантаст должен быть проектировщиком «иных» реальностей, миров, сколь угодно отличающихся от нашего. Но эти модели, если уж автор берется за их разработку, должны быть внутренне непротиворечивы, подчиняться строгой логике структурной связности, нести критические размышления о последствиях технологических, общественных, нравственных преобразований.

Должен отметить, что Лем весьма скептически относится к «нефантастическим» модернистским течениям в литературе двадцатого века. Более того, он считает, что именно фантастике выпала важная роль в осознании человеком его места во Вселенной, что только с привлечением фантастической составляющей можно по-настоящему серьезно разбираться в проблемах, встающих перед цивилизацией. Нужны другие подходы, переход на новые уровни восприятия и понимания, обобщения научных, философских, этических систем.

К величайшему сожалению, научная фантастика не воспользовалась уникальной возможностью вырваться из «гетто», в массе своей довольствуясь возможностью быть чисто развлекательной ветвью литературы. В уже упоминавшихся беседах с С. Бересем Лем говорит: «Мы не хотим быть мыслящим тростником, не хотим знать, какие неприятности нас могут ожидать. Хотим быть где-нибудь в другом месте, потому что там быть приятнее».