Отпустило. Оно, конечно, приятно с одной стороны, а с другой — с какой стати она лезет в мои внутренние дела? Насколько я понимаю, желание почесаться возникает в мозгу и не всегда связано с потребностями кожи. Об этом многое могут порассказать те, кому ампутировали руку или ногу. Конечностей нет, а они чешутся.
Значит, она наглым образом влезает в мой мозг?
— Ну вот что, — говорю я ей. — Я человек. Ты зверушка. Ступай себе. Нам не по пути, понятно?
Опять нет ответа. Ну, как хочешь. Если гора не бежит от Магомета, то Магомет сам уйдет от горы. Пешочком.
— Счастливо оставаться! — и ручкой ей сделал.
Да что за… Опять не могу шевельнуться!
Не отпускает Прыткая меня от себя. А на что я ей? Для забавы? Или — страшно подумать — я не более чем питательный ресурс для ее осиного роя, в данную минуту не голодного? Живые консервы к ужину?
Все возможно. И мало-помалу снисходит на меня понимание: все, что я делал с сегодняшнего утра, а может, и со вчерашнего, не было моими сознательными действиями, а диктовалось чужой волей. Спуск с седла… ночной покой… ловля «пескариков»… уход, почти бегство в безопасную часть долины… Мной управляли! Дергали меня за веревочки, как бессмысленную тряпичную куклу. А для чего?
Не знаю. Готовлюсь к худшему, уже не очень надеясь на лучшее. Молюсь неслышно. Господи, не оставь! Господи, помоги! Укрепи мя, Господи!
Пауки на ум приходят. С крестом на толстом пузе, с правильно-геометрической ловчей сетью. Молилась муха мушиному богу, застряв в паутине…
И все равно молюсь. Помогает.
Все очень плохо. Наверное, мне не вырваться. Но если так и случится, если я никогда не вернусь в родной мир, то пусть хоть эти диктофонные записи когда-нибудь будут прослушаны людьми. Я лазутчик, я привык рисковать своей шкурой, и в общем-то нет ничего странного в том, что иногда тот или иной мой коллега не возвращается из разведки. Мысль о смерти не приводит меня в панический ужас. Гораздо меньше мне нравится роль без вести пропавшего. Финал жизни тоже должен иметь какой-то смысл.
Вот почему я постараюсь делать записи почаще и сохранить диктофон во что бы то ни стало. Острым камнем я сумел вырезать его из рукава «эластика» — ну и намучился же! — и вместе с маячком привязал к запястью тонкой лианой. Прыткая это видела и не возразила. Наверное, решила, что получившийся браслет на одежду «не тянет» — в лучшем случае на украшение. «Эластик» ей не нравится, наверное, потому что она прекрасно обходится без всякой одежды и не понимает ее пользы. Днем — согласен, но ночами здесь бывает прохладно. Однако Прыткая позволила мне набрать в лесу дров и развести костерок для обогрева. Добывать огонь трением не понадобилось — я просто наведался в выжженную полосу, где еще тлело. Обжег пятки, между прочим, и насажал колючек, пока не догадался отодрать от дерева два куска коры и примотать их к ступням древесными волокнами.
Прыткая выразила неудовольствие — наказала меня коротким приступом мигрени, но избавиться от допотопных тапочек не заставила. Может, она хотя бы отчасти понимает мои нужды?
И вообще, чего ей от меня надо?
Наверное, я не пища — в противном случае я не был бы отпущен в лес. Похоже, и в симбионты я не гожусь — ибо что могу предложить? А может, я просто раб? Тогда почему Прыткая не внушила мне безумную любовь к какой-нибудь деятельности? Раб должен ворочать на хозяина. Тут можно ворочать, например, камни. А я чем занимаюсь?
Сижу у костерка, греюсь. Прыткая к огню не идет, но она где-то неподалеку, я ее чувствую.
А что если я не пища, не симбионт, не раб, а попросту игрушка? Если не для самой Прыткой, то для ее детеныша, что сидит в сумке, не занятой осами. А?
Интересная мысль.
По-моему, меньше всего я похож именно на игрушку. Но у высокоразвитых созданий из иного мира могут быть свои взгляды на этот вопрос.
А в том, что Прыткая принадлежит к высокоразвитым существам, у меня давно не осталось никаких сомнений. Возможно, она даже разумна в той или иной мере.
Вот это хуже всего. Зверушку я мог бы приручить. Но если Прыткая начнет приручать меня, мне это оч-чень сильно не понравится!
А ведь, кажется, уже начала…
Но по порядку. Вчера, надо признать, я был загипнотизирован. Помучив меня, чтобы отбить охоту удрать, и поняв, что урок мною усвоен, Прыткая «отпустила вожжи». А я не бегу, нет, не бегу! Вот и в лес сходил без попытки удрать (а как хотелось!). На закате костерок развел, посидел возле огня, потом прилег. Спать буду, ясно? Я тихий, я покорный, не надо меня наказывать, мне очень нравится жить под чужим руководством…
И впрямь уснул. Однако ненадолго — есть у меня умение просыпаться в нужный час. В данном случае — незадолго до рассвета.
Угли в кострище давно пеплом подернулись. Темно, но кое-что увидеть можно. Луна сегодня яркая и, по-моему, выросла в размерах. Туча над северным хребтом подсвечена багровым пламенем — вулкан никак не угомонится. Контуры предметов вполне отчетливы. Чего же мне еще?