— Да нет, — махнул рукой староста. — Сам Хорхе и рассказал, когда кровавый понос его одолел. Прибежал ко мне, трясется весь, белый, как покойник, и говорит: «Курака [17]Фелипе, скажите господину Руми, чтобы снял с меня порчу, я, говорит, ему все бесплатно сделаю!». И за живот то и дело хватается. А ведь Руми-то у меня не все время гостевал, он осторожный, опасается долго на одном месте сидеть… Я и говорю: «Чури [18], где ж я тебе сыщу сейчас господина Руми? Что ж ты ему такое сделал, что он на тебя этакую страсть наслал?». Ну, тут Хорхе мне все и выложил. Как ему господин Руми велел сделать с отливки ключ, да не простой, а хитрый, с подвижной осью, а Хорхе, дурень, осмелился у него плату потребовать, как за два обычных ключа. Ну, Руми разгневался и порчу-то на парня и навел.
— По отливке? — переспросил Анненков. — А сам ты эту отливку видел?
— Нет, не видел, Руми ее с собой носил, а потом разбил. Но Хорхе говорил, что отливка была не очень хорошая, как будто тот, кто ее мастерил, никогда раньше этакого не делал. Если б, говорит, я не был такой умный да смекалистый, нипочем бы с такой работой не справился… Хвастун он был, Хорхе, пустой человек, даром, что племянник.
Капитан выразительно приложил палец к губам. Староста немедленно замолчал.
— Где ты нашел Однорукого? Ты ведь нашел его, верно? Ведь кто-то вылечил Хорхе от кровавого поноса?
— Нет, господин, Руми тогда сам пришел, повезло парню, не успел он совсем кровью изойти.
— У Однорукого есть убежище, — перебил его Анненков. — И ты знаешь, где оно находится.
— Откуда мне знать? Болтают, что он в горах в пещерке живет, но где та пещерка, никому не ведомо…
— Возможно, сейчас он говорит правду, — шепнул капитану Стиллуотер. — Однорукий хитер, как травленый лис, он никому не выдаст свою лежку. Я бы спросил по-другому…
Он вдруг выпучил глаза и быстро-быстро заговорил со старостой на странном, певучем языке здешних жителей. Лицо старосты оживилось, он торопливо закивал и ответил англичанину на том же мелодичном наречии. Капитан распознал только имя «Руми».
— Он говорит, что чаще всего Однорукий появлялся в деревне со стороны Черных Топей. Это гиблое место, болота, через которые даже в сухой сезон опасно ходить. А уж сейчас…
Ланселот оборвал фразу на полуслове. Где-то совсем рядом ударил выстрел. Потом еще один. И еще.
— Похоже, самое интересное мы с вами все-таки пропустили, — усмехнулся Анненков. В каждой руке у него уже было по пистолету. — Хорошо бы успеть в зал до того, как опустят занавес.
Капитан торопился напрасно: когда они выскочили в патио, представление было в самом разгаре. На галерее гремели выстрелы, звенели битые стекла, слышалась отборная солдатская ругань на русском, испанском, а также на неизвестных Анненкову наречиях. Понять, кто с кем сражается, было решительно невозможно — виноградные лозы скрывали детали происходящего лучше всякой маскировки. Где-то на уровне окна спальни Лауры из просветов между плетями винограда валил густой черный дым. «Еще спалят все поместье к чертовой бабушке, — мелькнуло в мозгу капитана. — Вот ведь, называется, в гости заехал…»
Стиллуотер, видно, подумал о том же, потому что, пробегая мимо застывшего в немом изумлении слуги (рот приоткрыт, глаза-пуговицы таращатся на окутанную огнем и дымом галерею), схватил его за плечо, трудноуловимым движением развернул вокруг оси и сильно толкнул в спину с криком:
— Пожарную команду, быстро!
— У вас тут и пожарные свои? — хмыкнул капитан, но ответа не получил — в то же мгновение по мраморной плите патио между ними, взвизгнув, шваркнула пуля. Ланселот огромным прыжком пересек зону поражения и привалился спиной к стене.
— Юрий, сюда! — хрипло каркнул он.
Анненков на бегу с двух рук выстрелил по галерее — пули срезали тяжелую виноградную лозу — и нырнул в спасительную тень.
— Я — в дом, а вы контролируйте двор! — крикнул он Стиллуотеру. — На случай, если кто-нибудь решит спрыгнуть сверху.
Ланселот прорычал что-то утвердительное. Выглядел он довольно зловеще — волевой подбородок выдвинут вперед, словно корабельная пушка из люка, крепкие белые зубы оскалены, как у почуявшего драку бойцовского пса. Ствол зажатого в волосатой лапе англичанина «смит-и-вессона» хищно обшаривал пространство патио.
Капитан ударил плечом в дверь, вкатился в прохладу дома. Огромный холл был пуст. Отчетливо дребезжали стоявшие в углу рыцарские доспехи — не иначе как облачение прадедушки Мансио Серра, проигравшего «солнце». Забрало съехавшего набок шлема украшала свежая вмятина — след от залетевшей со второго этажа пули.
— Порвали два баяна, — сквозь зубы прошептал Анненков, перебегая к широкой дубовой лестнице, ведущей наверх. — Ну, ребята, пора прекращать этот балаган…
Бесшумно подняться по лестнице не удалось — рассохшиеся ступеньки предательски скрипели под ногами. Как назло, выстрелы наверху смолкли, и негромкие шаги Анненкова прозвучали во внезапно упавшей на дом тишине, как каменная поступь командора.