Журнал «Если», 2007 № 03

Поиронизировать, конечно, можно, благо поводов для критики молодые фантасты дают предостаточно. Это и отсутствие оригинальных идей, и неумение выстроить сюжет, и чудовищные ляпы в книгах, и огромные проблемы с авторским стилем — список можно множить и множить. Однако попытаемся ответить на вопрос: почему они такие?

Первое, что просится на язык — им пришлось развиваться совсем в иных условиях, в условиях свободного книжного рынка. Для того, чтобы понять (или вспомнить), насколько сильно изменились условия для авторов-фантастов, достаточно просмотреть вышеупомянутый отчет. Вот люди с предвкушением обсуждают анонсированные, но еще не начавшиеся «рыночные преобразования»: «Наша фантастика живет без связи с рынком уже Бог знает сколько лет. Неплохо было бы пожить хоть немного и с рынком — посмотреть, что это такое. Может, не так уж и плохо? Может, и у нас будет выходить по шесть книг в месяц, из которых четыре новых, одна перепечатка и один перевод?»

Каково, а? Самые смелые мечты о темпах издания фантастики — четыре новинки в месяц!

Впрочем, чему удивляться? «Малоиздательство» действительно проехалось по поколению 1980-х тележным колесом.

А. Чертков: «Этот семинар (Малеевка) сыграл очень важную роль в формировании нового поколения советских фантастов, поколения 80-х. Это поколение, будучи по уровню нисколько не хуже предыдущих, в издательском плане, увы, испытало гораздо больше трудностей. Поэтому во времена застоя Малеевский семинар сыграл роль «искусственного сердца», вынужденно заменившего собой реальный литературный процесс. Обсуждение на семинаре — хоть и устная, а все ж публикация. Критика и «обратная связь» — тоже устные, зато «не отходя от кассы». Вот только в настоящей кассе получать было нечего».

А теперь я осмелюсь повторить то же самое и о своих героях, слово в слово: «Поколение «нулевиков», будучи по уровню нисколько не хуже предыдущих, в издательском плане, увы, испытало гораздо больше трудностей». И это святая правда. Всей-то разницы, что «издательские трудности» сменили знак на противоположный — с «не хочу ничего издавать» на «хочу издавать как можно больше».

Минус на плюс — звучит броско, но на деле нам еще предстоит осознать последствия этого тектонического сдвига. Ясно одно: истоки практически всех проблем нашей сегодняшней фантастики — там, в этой смене знака. Очень точно заметил Сергей Переслегин, характеризуя «восьмидесятников»: «Дело в том, что прежнее поколение малеевцев — это люди, закаленные ожиданием. Но именно потому, что они писали для Вечности, не рассчитывая особо на публикацию своих вещей еще при жизни, они могли отрабатывать свои книги годами. Делать три-четыре, пять-шесть вариантов — и думать только о том, как сделать эту книгу хорошо, а не о том, как ее тут же продать. Резкое снижение давления на автора… Плохо не то, что давление снизилось. Плохо то, что раньше оно было таким высоким и что снизилось сейчас так резко».

Именно так. Главные проблемы не в пресловутом «свободном книжном рынке» и в издательском диктате, который вроде как губит и нивелирует молодых и талантливых (без кавычек!) авторов. В конце концов, та же американская фантастика живет в условиях этого самого рынка многие десятилетия, что не мешает появлению сотен талантливых книг и авторов.

Проблема не в перепаде давления, а в его скорости. Все было «слишком». Минус на плюс сменился слишком стремительно, условия изменились слишком радикально, и это вызвало у нашей фантастики настоящую кессонную болезнь. Именно поэтому не было новых авторов. Именно поэтому те, что приходили, были столь плохи.

«Позвольте! — скажете вы. — Выписывая МТА индульгенцию с диагнозом «Посттравматический стресс, вызванный шоковым характером преобразований», вы, почтенный, как-то забываете о поколении, пришедшем в фантастику в 1990-х годах. О сегодняшних лидерах. А ведь им точно так же пришлось становиться на ноги и идти вперед в тех же самых условиях рынка. Причем им было гораздо сложнее — они оказались первыми. Но это именно они спасли нашу фантастику, вернув ей читательское внимание в те годы, когда все хватали Нортон, Желязны и Муркока. И уровень при этом держали — не нынешнему чета! Что же наследнички у них такие квелые?»

На мой взгляд, мы здесь имеем дело с так называемой «отложенной реакцией». Последствия никогда не бывают незамедлительными, ответный удар всегда следует через некоторое время. Дело в том, что к моменту радикальных перемен на книжном рынке следующее писательское поколение было уже сформировано. Оно уже было, стояло под парами и в любом случае поехало бы. В самом деле, кто такие «фантасты девяностых»? Это либо те самые «восьмидесятники», не проявившиеся вовремя из-за малопечатания (Рыбаков, Логинов и другие), либо их «младшие братья», уже пребывавшие на пороге литературного процесса. Представители девяностых по сути своей — последнее поколение советской фантастики.