Журнал «Если», 2007 № 03

МТА — дети той самой кессонной болезни, случившейся с нашей фантастикой в конце 80-х — начале 90-х. Они сформировались во время этого перепада давления. Смешно ожидать, что у детей, выросших в поезде, будет все в порядке с ориентирами — им просто не за что было зацепиться взглядом. Именно отсюда те особенности их творческого подхода, которые так раздражают любителей фантастики старшего поколения. И в первую очередь, их легковесное отношение к своему творчеству — снисходительное, если не сказать попустительское отношение к ошибкам, ляпам и даже откровенной халтуре: «Ну да, накосячил, бывает». У них просто нет того пиетета перед книгой, того почти сакрального отношения к ней, которое вырабатывалось у людей, вынужденных сперва ожидать новую книгу любимого автора годами, потом несколько месяцев всеми правдами и неправдами ее «доставать», а затем, в ожидании следующей удачи, едва ли не заучивать ее наизусть.

Для них книга не икона, а тривиальный предмет развлечения. Не устроило качество — возьмем другую. Напортачил в этой книге? Поправлю в следующей. Подобное отношение к своему творчеству поддерживается и издательствами, для которых стабильность поставок давно уже гораздо важнее качества поставляемого продукта.

Но здесь пора коснуться особенностей этого «кессонного периода» нашей фантастики. В чем была уникальность ситуации?

Западная фантастика, как известно, на самом деле выросла отнюдь не из Жюля Верна и Герберта Уэллса. Эта часть литературы — законное дитя палп-фикшена, развлекательных книжонок с мечами, бластерами и голосисечными дамами на обложках. И прошло немало времени, пока в тоннах этой макулатуры появилось несколько килограммов книг, достойных внимания. В куче грязных тряпок зародились мыши, и, как заметил однажды еще один молодой автор, Сергей Туманов, появившиеся «процентов пять этой галиматьи уже можно было читать, и их читают до сих пор».

Так вот, специфика ситуации была в том, что в советское время у нас переводили (и практически все перевели) именно эти пять процентов качественной литературы. Исключительно их и только их. А девяносто пять так и оставались для нас неведомой зверушкой. То есть абсолютно. Мы не знали не то что отдельных образцов — сам жанр «немудреного развлекательства» был нам неведом в силу того, что советская фантастика народилась совсем из другого источника, научпопа.

Ситуация была очень неестественной — нас, как монголов каких, пытались перебросить из феодализма в социализм, минуя неизбежную промежуточную стадию.

Природа неестественности не терпит, поэтому, как только стало можно, эта искусственно снятая надстройка тут же обзавелась базисом — к нам хлынуло все, что существовало под этими заботливо снимаемыми сливками. А с учетом того, что выброс оказался одномоментным, ничего другого, кроме палп-фикшена, на рынке фантастики не осталось. Востребована была исключительно развлекаловка, и представители девяностых занимались тем, что перекраивали свою советскую фантастику по западным лекалам. Творили эдакий гибрид.

В силу хорошего «багажа» у них это получалось неплохо. Гораздо хуже стало, когда воспроизводить галиматью начали те, кто на ней вырос. Здесь уже не получилось никакого гибрида, пошли те же макулатурные щи, только пожиже.

Однако сейчас, на мой взгляд, ситуация начинает меняться к лучшему. И вот почему. Прошло достаточно много времени, и бурление в этом клокочущем котле, которым стала наша фантастика в «кессонный период», прекратилось. Все устоялось, устаканилось, и начался тот же процесс, что и в западной фантастике — сепарирование сливок.

В том числе — и в творчестве молодых авторов. Процесс выделения читаемой прозы из массы чтива у МТА идет, на мой взгляд, тремя путями.

Уже упоминавшееся «отложенное» поколение идет тем же путем, что и поколение девяностых — овладев техникой западной развлекательной литературы, скрещивает ее с традициями советской фантастики.

А у молодежи выделяются два основных способа перерождения фантаста в писателя. Первый можно условно назвать «обучением на ходу». Эти авторы много пишут, активно издаются, но, стартовав как банальные производители макулатуры, неожиданно начинают прогрессировать.

В качестве примера можно привести минскую фантастку Ольгу Громыко. Казалось бы, человеку повезло с самого начала. Ее юмористическая фэн-тези, тетралогия про ведьму Вольху Редную, по сути, открыла собой новое направление. По аналогии с женским романом его можно назвать женской (а точнее — девичьей) фантастикой. Писательница быстро обзавелась огромным шлейфом восторженных юных поклонниц и подражательниц, тиражи неуклонно росли, слава ширилась, однако стричь купоны и разрабатывать найденную золотую жилу Ольга не стала.