Журнал «Если» 2010 № 3

Лодка ткнулась носом в берег; жестко захрустел лед. Скорн соскочил в воду, принялся выталкивать лодку за полосу прибоя. Вода захлестывала ему в сапоги, но великан не обращал внимания на такие мелочи. Все было как всегда, и только я видел, что глаза у Скорна тусклые. Надо было бы помочь Скорну, но я был слишком занят: обеспечивал нормальную высадку. Ветер бил зло, резкими порывами, и волны должны были разбить лодку о камни, покрытые скользкой коркой льда, утопить то немногое, что мы везли с собой, и как следует выполоскать нас обоих в ледяной купели. Однако, благодаря моим стараниям, мы причалили мягко, словно возвращались с вечерней прогулки по тихому Истельнскому озеру.

Кто-то сейчас катается там, любуясь медленно меркнущим закатом?

Я соскочил прямо на камни и только тогда принялся помогать Скорну оттаскивать лодку за усыпанную водорослями линию прибоя, где волны не могли бы достать ее даже во время бури. Лодка больше не понадобится — если я уйду с острова, то не на лодке, — но во всяком деле должен быть порядок, поэтому лодку надо оттащить от воды и перевернуть килем вверх, вещи разобрать, разбить лагерь и разжечь костер из просушенного ветром плавника. Скорн умел все это делать лучше меня, и он делал, лишь глаза оставались тусклыми.

Костер жарко горел, в котелке булькало пшено, щедро сдобренное салом. Из рундучка я достал флягу, к которой мы давно не прикасались, протянул Скорну. Тот покачал головой.

— Не хочу, — и добавил слово, которого я прежде от него не слышал: — Устал.

— Ничего, — сказал я. — Мы все-таки добрались сюда. Теперь можно отдохнуть. Спи. Этой ночью караульным буду я.

Скорн растянулся на одеялах, которые мы провезли через море сухими, и уснул мгновенно, как умеют засыпать люди, знающие, зачем они живут.

Я сидел, глядя на его лицо. В этой жизни все когда-нибудь наступает в последний раз, и я знал, что утром Скорн не проснется. Ему было далеко за девяносто, немногим удается дожить до такого возраста. Скорн служил мне верой и правдой, а я дарил ему силу и несокрушимое здоровье. Но бессмертия не может даровать никто. Скорн и сейчас был способен без устали грести и, не опасаясь хвори, спрыгнуть в ледяную воду, но душа его устала жить. Еще несколько дней назад он должен был мирно умереть во сне, и я не знаю, где он находил силы, чтобы двигать свое могучее тело.

Не так трудно заставить его двигаться и дальше, но подобные штуки сродни некромантским мерзостям. Поступить так было бы слишком жестоко по отношению к человеку, который был для меня больше чем слугой. Пусть спит. Дальше я пойду один.

Утром я похоронил Скорна. У подножия пологой скалы вырыл могилу, а в скалу вонзил меч, с которым Скорн не расставался много лет. Теперь меч будет указывать место, где покоится богатырь. Вряд ли здесь скоро появятся люди, и вряд ли среди них найдется тот, кто сможет вырвать меч из камня, но подобные мелочи меня не заботят. Добыть меч сможет лишь достойный его, а случится это через неделю или тысячу лет — не все ли равно? Потратив еще малую толику магической силы, я наложил на рукоять безвредное заклятие. Теперь добывший меч будет знать, что имя мечу — Скорн, а прежний его владелец лежит под этим камнем. И значит, через неделю или через тысячу лет на этом месте будет справлена тризна. Мертвый дождется, ему ждать недокучно.

Здесь я еще мог колдовать… или уже мог — это смотря о чем беспокоиться в первую очередь.

Большинство привезенного добра я спрятал в наскоро оборудованном схроне, то, без чего не мог обойтись, уложил в заплечный мешок и отправился в путь. Бывший владыка Истельна, грозный царь, великий маг и чародей, шел, словно безродный бродяга, с котомкой за плечами и рябиновой палкой в руках. Вели меня оскорбленная гордость и жажда мести.

* * *

Благодатный Истельн — край не слишком большой. Столица, лежащая на берегу пресноводного Истельнского озера, и тут же, рядом, по ту сторону неширокого перешейка, Мальц — единственный морской порт и единственная серьезная крепость на всю страну. Сейчас два городка практически слились, и приезжие считают, что Мальц — просто припортовый район. Больше городов в стране нет; имеются два торговых села на караванных путях, уходящих в глубь материка. Села эти славятся своими ярмарками и дохода приносят больше, чем столичная таможня. В отрогах Тимена — медные рудники и серебряные прииски. Вдоль берегов Истела — реки, давшей название стране и впадающей в Истельнское озеро, — соляные копи. Прохладное лето, мягкая зима. Частые дожди и плодородная почва, на которой растет все, что вздумается посадить земледельцу. Крошечные деревеньки без счета и развалины древних замков едва ли не на каждом холме.

В минувшие века здесь гремели нешуточные битвы, каждый князек, местный или из сопредельных стран, мечтал наложить лапу на достатки мирных жителей. Благосостояние расточалось дымом пожаров, население гибло, а бароны не становились богаче. Так продолжалось до тех пор, пока жители села Благое не обратились к одному из великих магов.