Журнал `Юность` 1973-1

— Как-то, — говорила тетя Лена, — я возьми и спроси у неё: чего ты, мол, всё даришь и даришь, а тебе, гляжу, не больно? Она мне знаешь, что ответила? А мне, говорит, ничего и не надо, мне и так хорошо, я дарить люблю… Потому что, говорит, люди любят, когда им что-нибудь дарят. Тогда я, признаться, не очень-то понимала, какую она в этом радость находит. Самой бы попробовать подарить что-нибудь, да нечего. Мамкин гребешок в волосах, и тот сломанный. А теперь понимаю. Ох, как понимаю я её, мою давнюю подругу, забыла имечко-то её, так давно это было. Вертится в голове, а никак… А всё он, Костя, Константин Иванович… Пришел и подарил мне все, что у самого было… Как прежде говорили, и руку и сердце… Теперь почему-то так не говорят, стесняются, а ведь так оно и должно быть: сердце, значит, любовь не всю жизнь, а рука — на всю жизнь опора. Ну, и я, веришь, теперь за него всё бы отдала, за него и за Сашку. Господи, как они там, мужики-то мои одинокие?

Потом Варе часто вспоминался этот разговор. Она даже подумала однажды о том, какому же из пяти колодцев, которые были в их селе, больше всего подошло бы быть добрым, и решила, что самый подходящий — тот, что стоит возле заколоченного дома, где жил старый фельдшер Илья Савельевич. Колодец тот, верно, очень старый, бревна в срубе давно осклизли, почернели, а снаружи обросли мхом, и ворот, стершийся от веревки, подевался куда-то, но, сколько помнит Варя, самая чистая и самая вкусная вода была именно в том колодце. Может, он глубже других был, может, родниковыми притоками питался… Словом, за водой для самовара Варин отец всегда к тому колодцу ходил. И не потому, что ближе. Вода вкуснее была. Он-то и починить его хотел, да гак и не собрался…

Теперь, вспоминая об этом, Варя наказывала себе: приедет домой и первым делом пойдет к дяде Федору, попросит, чтобы отрядил кого-нибудь на починку того колодца. Скажет, для будущей больницы вода чистая нужна, а чище той, он и сам знает, нету. Пускай прямо к больнице ведут. И ещё ей хотелось, чтобы летом, может, в июне, а может, в июле к ней в Никольское приехали погостить и Раиса и тетя Лена со своими «мужиками», и она повела бы их к тому колодцу и напоила бы всех той водой. А лучше не так. Лучше познакомить со всеми, с Никольскими, — с мамкой своей, с дядей Федором, с тетей Анной, с директором школы Сергеем Антоновичем… Сами увидят, поймут, что в том колодце воды на всех хватило и хватит на много-много лет. Пока живут в её родном селе, на всей земле добрые люди.

Из больницы Варя вела тетю Лену под руку. Поглядеть со стороны — две подружки идут. Идут, идут, остановятся. Постоят, пожмурятся на мартовское солнышко и дальше путь держат. Задыхаясь от вольного воздуха, Елена смотрела вокруг радостно и удивленно и будто ждала чего-то… А от станции уже бежал, торопился человек, он размахивал руками, кричал что-то, но за гулом проходящего товарняка слов не было слышно. Тетя Лена увидела его, остановилась.

— Вот сумасшедший, — тихо сказала она, — несётся прямо по путям… Всё же приехал.

Это бежал Константин Иванович, муж тети Лены. До вагончиков шли втроем. У порога тетя Лена сказала Варе:

— Помнишь, я тебе про подругу свою рассказывала, ну, которая подарки всем раздавать любила…

Вспомнила, как зовут её, — Варей. Так и звали: «Варя, чего подаришь?» Будто снова ту подругу встретила…

И, склонившись к Варе, она притронулась сухими губами к её щеке.

А дядя Костя пожал Варе руку и сказал:

— Наш вагон — твой вагон… Спасибо, Варюша!

Кончался март…

Однажды, прибирая в вагончике, Варя наткнулась на свой чемодан. Достала его, протерла от пыли. Задумалась. Представила, как скоро будет укладывать в него свои вещи, как пойдет на вокзал… И уедет. Нет, не убежит — уедет с чистой совестью. Она немало успела здесь сделать: целый участок, сто двадцать километров пути, замкнутых двумя тяговыми подстанциями и соединенных электропроводами, — разве не её бригада измерила «кубиками» вырытой земли эти километры, разве не они выравнивали «призму» на новых путях и укладывали потом на ней новые рельсы! А разве не их бригаду подняли в ту ночь по тревоге и бросили на подмогу рабочим мостопоезда, когда, подмытый ранней распутицей, полез из-под нового моста страшный оползень, когда следом за Варей девчонки одна за другой, поснимав с себя ватники, стали прыгать в ледяную воду с лопатами наперевес, а после отогрева-лись спиртом в вагончиках у благодарных за подмогу рабочих мостопоезда. Тогда впервые, не смея устоять перед дружными уговорами незнакомых парней, стуча зубами от холода, она глотнула из поднесенного кем-то стакана огненной влаги, а потом с минуту, наверное, сидела с открытым ртом, не в силах перевести дух, и таращила на всех испуганные глаза, а все почему-то смеялись…