Журнал `Юность`, 1973-3

Полковник Гончаров выпрыгнул из нее легко, почти на ходу, одетый в ту же зелёную десантную робу, что и все остальные, но в серой папахе и особых меховых сапогах…

Мишин — он был старшим на площадке приземления, — обернувшись к нему, закричал:

— Полк! Смирно! — И, приложив ладонь к виску, направился было к командиру полка, но тот замахал руками и показал на самолёт: — Связь есть?

— Так точно… Набирают высоту…

— Кто зто там?

— С самолёта сообщили: рядовой Сметанин — фал вместо чехла к парашюту оказался привязан…

— Год службы?

— Первый…

— Хреново!.. Команду «отставить» на старт дали?

— Так точно…

— Пошли к рации.

Они заскрипели снегом по пропечатанной шинами колее: впереди командир полка, Мишин чуть сзади…

— За три года первое ЧП подобного рода, — говорил командир полка, оглядываясь через плечо на самолёт. — Мне кажется, благополучие породило безответственность… Где начальник парашютнодесантной службы?..

— Не могу знать…

— Вызвать немедленно. Вездеход?! Почему нет вездехода? Вы ответственный за площадку приземления… Санитарная машина в лес не пролезет…

— По инструкции…

— К черту ваши инструкции!.. Почему не обеспечили?!

Самолет продолжал набирать высоту.

Полковник снял перчатки, папаху, вытер пот со лба.

«У него один шанс: обрезать стропы — и на запаске… И быстрее! Сообрази это побыстрее!..»

3

Выпуклая линза земли в пятнах лесов, небо с рыжей туманностью солнца вращались стремительной каруселью, осью которой был Сергей.

Он потерял себя в этом движении; ужас от непоправимости происшедшего, головокружение, и тошнота сковали его.

«Втянуть в самолёт не могут… Точно… не могут!

Отцепить? Отцепить не могут — кому охота отвечать, в случае чего… В каком случае? Неужели все — аут?..

Когда же ошибся?! Я отошел на укладке, а потом перевязывал узел! Господи! Зачем я перевязывал его после проверки! Они не отцепят—не имеют права… Сам?! Сам! Только сам!.. Сам! Резать стропы! Нож?!»

Тяжелый, в эбонитовых ножнах, штык от автомата, который мог быть ножом, пилой, кусачками, нравился Сергею своей мужской увесистостью. Сейчас штык не был просто красивой игрушкой — он превратился в то единственное, что связывало Сметанина с землей и жизнью.

Штык был засунут под резинки запасного парашюта,

Руки Сергея закоченели. Преодолевая подступающую тошноту, он сильно прижал левой рукой ножны плотнее к запасному парашюту, скрюченными пальцами правой руки выдернул из них нож.

Сергей закусип губу. Чузствуя солоноватый привкус крови, поднял руки над головой, с ожесточением резанул лезвием по лямкам; стропы отпружинили в сторону, как лопнувшие струны…

Там, на земле, люди затаили дыхание.

Он полетел спиной к земле, очень удачно для раскрытия запасного парашюта… Выронив нож, он рванул от себя неожиданно тонкое после рукоятки ножа кольцо запасного…

Тишина оглушила его, как взрыв…

«Жив! Жив! Жив! Я жив!.. О, как теперь я буду жить!.. Каждая секунда алоя! Я жив!»

Сергею показалось, что он впервые ощутил своё присутствие в мире.

Земля была ослепительно белой.

«Я жив!.. Буду жить всегда!..»

Его мягко уронило в колючий снег. Ветер запарусил парашютом. Сергея несколько десятков метров волочило по снежной целине; не было сил, чтобы подтянуть к себе нижнюю стропу — погасить купол.

Порыв ветра утих; Сергей быстро подобрал к себе стропой кромку полотнища… оно опало… Лежа на боку, он стал отстегивать подвесную систему — не поддающиеся пальцам морозно-жгучие замки и карабины, скрепляющие толстые плоские тесьмы лямок.

Сзади послышался торопливый скрип шагов по снегу; Сергея окликнули; он повернул голову.

«Иванов… А я нож потерял… Черт с ним!..»

Иванов подбежал и молча начал собирать купол парашюта.

— Я нож потерял, товарищ сержант, — сказал Сметании.

— На снегу не сидите… Вставайте… Я понесу ваш парашют…

4

— Марат! Марат!

— Ну, здрасте, плакать… Всё нормально…

— Я сначала думала — с тобой… Всё время кажется, что-то случится, вот-вот случится…

— Ну-ну…

Углов отвел её к дивану, посадил, присел рядом.

«Плачет… Как девочка…»

Он хотел погладить её по голове; постеснялся.

— Потом Панферов с площадки приехал, говорит,

видел тебя… А Римма прибежала, сказала: из нашего батальона… Сметании…

Углова охватило раздражение. «Уже все всё знают… Теперь начнут судачить… Сочувствовать… Ведь надо же, чтобы в моём взводе… Я становлюсь неудачником…»

Он встал, походил по комнате, начал расстегивать холодными пальцами портупею.

— Ещё одно ЧП на мою голову. Об академии теперь лучше не заикаться. При каждом удобном случае будут тыкать: дескать, за людьми научитесь следить. Черт бы побрал этого разгильдяя!.. Надо же, фал к полюсному отверстию присобачил!..

— Ты сам говорил о нём раньше иначе…

Нина Васильевна мокрыми ещё от слез глазами посмотрела на мужа, на его разгоревшееся в тепле после морозного ветра лицо. Марат повернулся к окну, и при свете зимнего дня ей вдруг стали видны морщины у него на лбу и у рта. «Я, наверное, тоже старею», — подумала она почти с испугом.