Журнал «Юность» №09/2024

– Мельком. – Борис Андреевич покачал головой. – Да-а. Все у вас теперь мельком. Вышел Алик… Свои институты заканчивал. Насмотрелся я на него. Курил тут в подъезде. Вся спина синяя. В церква-ах, – протянул Борис Андреевич и развел ручищами. – Хорошим ведь парнем был. Маленьким-то. Обходительным. Мать такая душевная женщина. Очень образованная. Откуда у него? Андрюха мой говорит…

– Андрей не такой. Его все уважают. Он…

– Уважают. Алика вон тоже все уважали. Даже очень. И я, грешным делом, подумал, что Алик большим человеком стал. Вся шпана местная перед ним лебезила. И торгаши эти, и исполкомовские даже. Уважаемый человек. Большо-ой. Говорили, по-ло-же-нец стал после тюряги. В сильный рост пошел. Как это? Кто такой, положенец этот? А? Чего плечами жмешь? Да. Шибко уважаемый был. На дорогих машинах ездил. Как у Андрюхи моего.

– Чего вы все ровняете, дядь Борь?

– Ровняете. А чего мне не ровнять-то? Росли вместе. Друг ваш. – Борис Андреевич глянул на бутылку. – А где сейчас Алик тот? А?

– Слышал. Нет его.

– Зарезали вместе с девицей его. Прямо здесь у нас в доме, в родительской квартире. Девчонку-то эту за что? Слышал он. Ровняете…

– Я же вам сказал, дядя Боря. Алик еще в четвертом классе в другую школу перевелся. Мы после этого почти не общались. Это в другой жизни было. Потом он совсем потерялся. Изменился сильно или жизнь понял по-другому. У всех своя правда и дорога своя.

– По-другому. Правда своя. Правда всегда одна. – Борис Андреевич еще раз посмотрел на бутылку. Взял, открутил крышку. – Не такой. А откуда мне знать, чем он там машины свои отрабатывает? Чего мне ждать-то? – не слышал меня Борис Андреевич.

– Дядя Боря, я в его работе не сильно разбираюсь. Но он придумал и организовал большое дело. Большое, – начал горячиться я. – Сделал то, что до него никто не мог. Он додумался, организовал и сейчас хорошо зарабатывает. Все по закону. Что в этом плохого?

– По закону. Того-то. Этого. Как его, еврея этого, с которым он, Андрюха-то, работал? Все. Тю-тю. В тюрьму. Раньше с телевизора не сотрешь. А теперь все. – Борис Андреевич развел руками. – По закону. По-людски надо. А не…

В прихожей щелкнул замок, заскрипела входная дверь.

– Амба. Приехали. Все, попили пивка… – Борис Андреевич закрутил крышку и поставил бутылку под стол.

На кухню зашла Людмила Семеновна, Андрея мама.

Мне были искренне рады, но беседы больше не получалось. Я рассказал о своих родителях, об их жизни в новом доме в пригороде Москвы. О том, чем они заняты на пенсии, о саженцах и урожае. Пытались говорить о моей семье. О супруге и двух мальчуганах, о том, как быстро они растут. Но Борис Андреевич ломал разговор и гнул в свою сторону. Он медленно и методично сыпал вопросы. Я что-то мычал. Людмила Семеновна нервничала. Становилось всем как-то неуютно, и я вскоре ушел. Мне было досадно и неловко за себя. Как-то нескладно, неубедительно говорил я о своем друге его отцу. И ничего не получилось. Где-то я, конечно, понимал, что Борису Андреевичу меня тяжело было услышать. Он разговаривал со мной, а вопросы задавал своему сыну. Андрею бы с ним поговорить. Но, видимо, нет времени или ниточка какая-то утеряна. Борис Андреевич хотел ее найти, эту ниточку. Может, надеялся на меня. Но я ему помочь не смог. Не смог.

* * *