Журнал "Юный натуралист" №3, 1938

Если вы хотите приручить дикого зверька, никогда не сажайте его в клетку. Клетка озлобляет, делает зверька нервным и злым. Помните также, что двух одинаковых зверьков приручить труднее, чем одного. Одиночество толкает зверька к сближению с человеком. А если вы будете ласковы и смелы со своим питомцем, то добьетесь многого.

Так я и приручил своего Пеструшку. Сначала он был очень недоверчив и зол. Только попытаешься подойти, он сейчас же оскалит свои острые белые зубы, глаза его нальются кровью, хвост распушится, как щетка. Он первый нападал, смело бросался вперед и больно кусался.

Но отношение всей нашей семьи к Пеструшке было неизменно ласковым и спокойным, и через два месяца поведение зверька сильно изменилось. Он выбегал на зов из своего убежища под диваном и, ожидая подачки, как собака, становился на задние лапки. Но попрежнему не позволял трогать себя и с ожесточением кусал слишком смело протянутую к нему руку.

Вот как я первый раз погладил Пеструшку. Хорек очень любил мед, и этой его склонностью я и воспользовался. Обмокнул палец в душистый мед и поднес руку к самому носу хорька. Как он ощетинился, оскалил зубы — вот-вот вцепится! Но я не отдернул руки. Постепенно злобное выражение на мордочке Пеструшки исчезало. Все еще возбужденно ворча, он лизнул мне палец. Вкусно. Я не шевелился. Хорек лизнул еще раз и еще. Это был первый, шаг к нашей дружбе. Другой рукой я осторожно почесал у него за ухом. Пеструшке понравилось. Зажмурившись, он тихонько ворчал.

В другой раз, когда он облизывал мед у меня с пальца, я осторожно перевернул его на спинку. Он защищался, кусал направо и налево, но не больно. Это уже была игра.

Пришла весна, мы выставили окна, настежь открыли балконную дверь. И само собою понятно, что хорек выбежал на балкон. Ему нужно было осмотреть этот новый, еще незнакомый уголок. Но того, что произошло, я во всяком случае не ожидал. Минуту хорек стоял неподвижно, удивленно оглядываясь. Под ним внизу шумела улица, звенел трамвай, проносились автомобили, шли, разговаривая, люди, десятки, сотни людей. А в весеннем небе, кружась низко над самой улицей, ровно гудел аэроплан. Должно быть, все это непонятное, незнакомое, шумное взволновало и озлобило зверька. А когда хорек придет в ярость, он, не помня себя, бросается на врага. Хорек оскалил зубы, взъерошился, и не успел я сделать и шага к нему, как пестрое маленькое тельце мелькнуло между прутьями ограды балкона и исчезло.

Я выбежал из квартиры и бросился вниз по лестнице с одной мыслью — подобрать внизу трупик несчастного Пеструшки. Нечего было надеяться, что, упав со второго этажа, хорек останется жив. На тротуаре возле продавца с фруктами уже собралась кучка любопытных. Продавец, держа на руках корзинку (а в корзинке под курткою царапалось и скреблось что-то живое), рассказывал про упавшего с неба зверя: как упал этот зверь на спину к одному прохожему, а оттуда соскочил прямо к нему в корзинку, тут он этого зверя и поймал, и хоть кусается он страсть больно, — а не выпустил, чувствуя, что этот зверь необыкновенный, Я забрал злополучного «летчика», но он был так испуган и озлоблен, что, пока я пес его домой, искусал мне руку.

Больше Пеструшка уже не летал, хотя дверь на балкон по-прежнему была открыта. К шуму столичной улицы он скоро привык, на трамваи и аэропланы уже не обращал внимания. Прохожие не раз останавливались и с изумлением наблюдали, как по карнизу дома побирается маленький странный пестрый зверек. Это Пеструшка шел на крышу соседнего флигеля. Тут, на нагретой солнцем железной крыше, было тепло, как на родине, в Туркменистане. На крыше можно было наслаждаться теплом, но не одиночеством. Здесь издавна и днем и ночью собирался целый кошачий клуб. При первом же знакомстве кошки убедились, как остры зубы у Пеструшки, и, как ни хотелось им поохотиться за маленьким зверьком, ни одна кошка не решалась подойти к хорьку.

Пеструшкины прогулки становились все более длительными. Он на чердаке с увлечением охотился за крысами. Все чаще хорек уходил из дому и раз не вернулся ночевать.

Прошло два дня — Пеструшки все не было. Поздно ночью я вернулся домой по черному ходу. Случайно я взглянул в окно кухни на залитую лунным светом крышу соседнего флигеля. Редкое зрелище представилось мне. На крыше неподвижно сидели четыре кошки, а посреди кошачьего круга стоял Пеструшка, угрожающе подняв хвост и взъерошив мех. Вся его маленькая фигурка выражала отвагу и независимость. Я приоткрыл окно и крикнул: «Пеструшка! Пеструшка!»

Он быстро обернулся и, небрежно пройдя мимо кошек, побежал ко мне. Кошки не тронулись с места, но четыре пары глаз провожали хорька настороженным взглядом.

И на крыше и в квартире Пеструшка вел себя по-хозяйски. Соседние кошки при его приближении почтительно сторонились. Добродушный щенок-сеттер, укушенный Пеструшкой за нос, даже когда стал взрослой собакой, не решался нападать на хорька.