Журнал Наш Современник №1 (2001)

Вот как об этом решении царя писал А. Мицкевич, польский поэт, высоко ценивший гений Пушкина: “...Царь побуждал поэта продолжать свою работу, он даже позволил ему печатать все, что тот пожелает, не обращаясь в цензуру. Так Пушкин создал прецедент на пользу свободы печати: история не должна забывать, что он был первым, воспользовавшимся ею в России. В этом случае Император обнаружил редкую мудрость: он сумел оценить поэта и отгадал, что Пушкин слишком умен, чтобы злоупотребить исключительной привилегией, и слишком великодушен, чтобы не сохранить признательного воспоминания о такой высокой милости”. Эти слова польский поэт сказал в год смерти Пушкина, опубликовав о нем статью в Париже в журнале “Globe”. Поэт хорошо понимал и чувствовал поэта. (Ведь существует мнение, что Мицкевич хотел вызвать Дантеса на дуэль, так велико было его личное горе.)

В “Стансах” в изумительно сжатой и прозорливой форме даются важные политические аспекты разговора с Государем на исторические темы, волновавшие молодого помазанника Божиего.

Об этой встрече пишет А. О. Смирнова-Россет в “Записках”, что “Петр Великий вдохновил тогда Государя”. Тогда же Пушкин передал ей французские стихи об Арионе (свой перевод):

Юный Арион, изгони из сердца страх,

Причаль к берегам Коринфа;

Минерва любит этот тихий берег,

Периандр достоин тебя;

И глаза твои узрят там мудреца,

Восседавшего на королевском престоле,

добавив при этом: “тот, кто говорил со мной в Москве, как отец с сыном, в 1826 г., и есть этот мудрец”. После этих слов, пишет Смирнова, лицо поэта прояснилось и он сказал: “Арион пристал к берегу Коринфа”1.

Таким образом, у обоих участников этого удивительного разговора сохранилось впечатление, что беседовали два умных человека.

Отношения царя с поэтом за годы, прошедшие с памятного разговора, неод-нократно затрагивались в нашей литературе, но до сих пор нет подробного объективного анализа деятельности Императора Николая Павловича. До сих пор не уничтожен образ царя-фельдфебеля на троне, каким его представляли либеральные исследователи! Но Пушкин знал царя другим. И, может быть, только он первым в России предугадал и понял стремления Императора, его планы обустройства России. Не случайно в этом стихотворении столько оптимизма, так ярко начертан портрет настоящего Государя, каким был Петр Первый.