Журнал Наш Современник №10 (2002)

Вы всю жизнь чувствовали творческую связь эту и прекрасно показали Вашими книгами, открыв целую область русской жизни, до Вас незнакомую нам.

Земле родной есть за что благодарить Вас, друг и учитель наш”.

 

*   *   *

Высеченным на кладбищенском памятнике (что установлен на могиле Дмитрия Наркисовича в Александро-Невской лавре) словам: “Жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец — вот настоящая жизнь и настоящее счастье” — можно, на мой взгляд, подобрать лаконичный синоним — горение .

Ведь за двадцать лет активной писательской работы (с 1882 по 1902 год) Маминым-Сибиряком были написаны и опубликованы 15 крупных романов, десятки повестей, очерков, рассказов, легенд, сказаний и сказок для детей. Именно они и обеспечили Мамину-Сибиряку бессмертие и славу одного из самых серьезнейших и оригинальнейших русских писателей-реалистов. Вспоминается проницательное замечание А. П. Чехова, сказанное им в приватной беседе: “Мамин принадлежит к тем писателям, которых по-настоящему начинают читать и ценить после их смерти... Потому что они свое творчество не приурочивали к преобладающему направлению”.

Надо ли доказывать, что чеховские слова оказались пророческими?..

 

 

 

 

Марк Любомудров • Русский романс в конце тысячелетия (Наш современник N10 2002)

Марк ЛЮБОМУДРОВ

РУССКИЙ РОМАНС

В КОНЦЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

(о творчестве Евгении Смольяниновой)

 

Искусство исполнительницы русских романсов и песен, Евгении Смольяни­новой, в последние годы привлекало к себе все большее внимание, умножая поклонников ее своеобразного таланта.

Так, как поет Е. Смольянинова, сегодня не поет в России никто. В чем же особенности, в чем самобытность ее дарования и стиля? Я впервые слушал певицу в конце 1995 года. Потом был пятилетний перерыв и еще один концерт, который я посетил в декабре 2000 года. У этих выступлений было много общего, но ощущалась и дистанция, опыт пройден­ного пути. Да и программы составлены из различного репертуара.

Побывав на первом концерте, я был поражен вызывающей непривычностью, оригинальностью всего концертного анту­ража. Отсутствовал конферансье, никто не объявлял исполняемых произведений. Приглушен свет прожекторов, мглистое марево окутывало сценическое простран­ст­во, в центре которого освещенная прямыми лучами фигура артистки. Романсы отделены друг от друга лишь световой цезурой, в паузах свет обретал повышенную яркость... Постепенно вы начинали ощущать, что с подмостков убрано все лишнее, все, что могло бы отвлечь от главного.

Начало было резким, почти обескураживающим. Высокий звук, похожий на крик или стон, на похоронное причитание, вдруг разорвал тишину зала. А через несколько мгновений на ваших глазах совершилось чудное превращение. Нет, не эстрадная певица, не модная исполнительница популярных романсов стояла перед публикой. На сцене напряженно пульсировало наполненное горячей кровью, трагически надорванное, израненное сердце женщины. Весь концерт — как единый монолог, непрерывный вокальный речитатив, льющийся из сердечных глубин и властно проникающий в вашу душу.

Матовый мрамор обнаженных плеч. Строгое черное платье с траурной каймой из узкой цветочной гирлянды, прихотливо брошенной на подол. Печальное, неулыбчивое лицо с тревожно устремленным в какую-то неземную даль взглядом. Два часа почти неподвижно артистка стоит перед залом, иногда чуть перебирая пальцами концы темного газового шарфика. Такой запомнилась мне Смольянинова в первую встречу.

Программа концерта 1995 года состояла из классики русского романса XIX—XX веков. Произведения были тщательно подобраны, композиция продумана и стилистически выверена. Тонкий художественный вкус ощущался во всем. Родные, знакомые каждому русскому сердцу мотивы воспринимались как золотая россыпь, извлеченная из-под мусора пошлых шлягеров, музыкальных однодневок с лексиконом людоедки Эллочки, затопивших современную эстраду.

И как по-новому, как свежо  зазвучали всем известные мелодии, давно заученные поэтические строфы! Словно опаленные творческим огнем, сжигавшим вульгарные напластования, примелькавшиеся штампы.

“Сердце грустит о былом...”, “Что делать, сердце, мне с тобой...”, “На сердце тьма ненастья... о, как забыть мою тоску...” (один из лучших по исполнению романсов!), “Тебя любить, обнять и плакать над тобой...” В искусстве певицы сердце стало тем “звездным” чувствилищем, о котором строки — “звезды на небе, звезды на море, звезды и в сердце моем”. Чувства, объявшие небосвод — так звучит этот знаменитый романс.