Журнал Наш Современник 2005 #8

Ответ: Одной из основных идей литературы так называемого соцреализма была поэтизация подвига, надрыва, борьбы за идею и отказа от личных интересов. История показала, что эта идеология — мертворождённая. Человек не может ВСЁ ВРЕМЯ совершать подвиги. У него должно быть время и для заботы о семье, для личного счастья, просто для того, чтобы побыть наедине с собой.

Поэтому я думаю, что голодный и бессильный Соколов, вернувшись с войны, станет обычным человеком, и это лучшее, что он может сделать. Есть время собирать камни и время разбрасывать камни. Время забыть обо всём, собрать волю в кулак и совершить подвиг — и время кропотливо и прочно строить дальнейшую, счастливую и спокойную жизнь. Если только его после войны не посадят "за измену Родине", за которую он проливал кровь.

Да-а… Вот это всплеск искренности совершенно иной закваски. Но недаром говорится, что чаще всего наши недостатки являются продолжением достоинств. Алина во всём — иногда чрезмерно — противопоставляет свой небанальный критический взгляд суждениям трафаретным, стереотипным, диктующим заведомо "благоприятный" (для отвечающего) ответ. Ну а если через год придёт другой учитель?.. Ну в самом деле: "Наука ненависти" Шолохова (равно как и "Русский характер" Алексея Толстого) задела за живое тысячи и тысячи бойцов Красной Армии — будущих победителей. И в этом, духовном смысле рассказы Шолохова и Толстого помогали ковать Победу. Но только в этом смысле! Преувеличение, как и недооценка, — путь к ошибке. "Ненависть стихийна", — говорит Алина. Ненависть подпитывается воспитанием, литературой, искусством, политикой, но не тождественна им, — думаю, что именно здесь, посередине стихийности и "педагогики" искусства, пролегает верный путь к истине.

Алина отвергла путь общепринятых и кажущихся бесспорными ответов — и заслуживает за это высокой похвалы. Но она, совершенно в духе нынешней "деидеологизации" высоких идей и понятий, абсолютизирует стихийность, впадая, только уже с другой стороны, в соблазнительный грех односторонности.

Второй вопрос, заданный Алине и её друзьям, мучает меня всю жизнь. И в молодости, и до сих пор я придерживаюсь такого мнения: с эпопеей, равнозначной "Войне и миру", у советских, а тем более у современных писателей, увы, пока не вышло… Осторожничаю, говорю "пока" — каких только чудес не бывает на свете! Ведь молодой Лев Толстой создал свою эпопею более чем через 50 лет после победоносного вступления храбрых русских войск в Париж. "В Париже росс!" — восклицал великий патриот А. С. Пушкин. Толстой развернул этот "литературный ген" нашего гения в беспримерный роман о доблести, мужестве и человечности русского человека. Эстафету принял Михаил Шолохов; всё меньше остаётся угрюмых и упрямых "литературоведов", пытающихся принизить и сам роман (подумаешь — русская Вандея начала ХХ века!), и в особенности его автора.

Но "есть ещё океан"! — как говорил Александр Блок. Такая война, как Великая Отечественная, не могла остаться "безголосой", не воспетой и не обдуманной. Я утверждаю, что почти за 50 лет, прошедших после 22 июня 1941 года, советская литература, и прежде всего русская, сумела создать коллективную широкоформатную эпопею о великих муках и подвигах нашего народа, как минимум, равнозначную "Войне и миру". Я всегда, где возможно, повторяю снова и снова: снимайте с книжной полки военные книжки Леонида Леонова и Юрия Бондарева, Василия Быкова и Евгения Носова, Виктора Астафьева и Ивана Стаднюка… Как говорится в таких трудных случаях: "и т. д., и т. д." Вспоминаются великие слова Достоевского о романе "Дон-Кихот" Сервантеса: человечеству достаточно предъявить Господу на Страшном суде одну эту книгу, чтобы надеяться на снисхождение и прощение. По-моему, русскому народу достаточно будет предъявить "Горячий снег" Бондарева, "Последний поклон" Астафьева или гениальный рассказ о цене Победы Евгения Носова "Шопен. Соната № 2". И, конечно же, рассказ Михаила Шолохова "Судьба человека", который будет вечно сиять как жемчужина в ряду литературных достижений ХХ века!