Журнал Наш Современник №7 (2001)

Слова “насмерть биться” купец употребляет применительно к себе, а не к своему будущему противнику, и уточняет — “до последних сил”. О смерти Кирибеевича, как мы видим, разговора пока еще не ведется. Но затем драматизм вокруг предстоящего кулачного боя постепенно и неумолимо нарастает, достигая своего пика уже непосредственно в период самого боя. Перед боем Калашников на похвальбу Кирибеевича уже отвечает:

По одном из нас будут панихиду петь,

И не позже как завтра в час полуденный;

И один из нас будет хвастаться,

С удалыми друзьями пируючи...

Перед боем у Калашникова уже появляются мысли о возможном смертельном исходе этого боя для Кирибеевича, но победу он все-таки собирается одержать в честном бою и не нести ответственности за исход боя, а “хвастаться, с удалыми друзьями пируючи”. А уж купец-то Калашников знает нравы своего времени и нрав грозного царя не хуже нас и знает, что победа в честном кулачном бою не наказуема, независимо от того, кто был твоим соперником. Однако во время боя он принимает роковое решение, стоившее ему жизни, но Белинский на это решение Калашникова не обращает никакого внимания — подробности поединка он не рассматривает, так как они снова не умещаются в его “прокрустово ложе”.

 

З А Ч Т О Ц А Р Ь И В А Н В А С И Л Ь Е В И Ч

К А З Н И Л К У П Ц А К А Л А Ш Н И К О В А ?

Благодаря “переделкам” лермонтовского произведения и ухода критиков от рассмотрения подробностей кулачного боя, сложилось ошибочное, на мой взгляд, мнение о том, что купец Калашников был казнен царем в отместку за убийство любимого опричника Ивана Грозного — Кирибеевича. Немалая “заслуга” в укоренении этого мнения принадлежит Белинскому. Рассматривать подробности кулачного боя критику, судя по всему, было неинтересно, поскольку он, насколько это известно, не был спортсменом, а уж тем более кулачным бойцом, в силу чего был весьма далек от русской физической культуры и мог просто-напросто не знать правил ведения кулачного боя.

В петровские и послепетровские времена повальное увлечение всем западным привело к тому, что стали забываться исконно русские обычаи и традиции. Не избежала этой горькой участи и русская физическая культура, в данном случае — кулачные бои, которые на фоне входящего в моду английского бокса стали восприниматься как драка без всяких правил до смерти или полусмерти. Но кулачные бои в описываемое Лермонтовым время велись по правилам, и весьма строгим. Общеизвестно правило, дошедшее до нас из тех далеких времен: “Лежачего не бьют!” То есть сбитого с ног не добивают (в отличие от восточных видов единоборств, где добивание противника — символическое или реальное — непременное условие победы). Кроме того, бить в лицо (в отличие от английского бокса) и ниже пояса запрещалось и, само собой разумеется, запрещалось наносить удары ногами — ведь бой-то КУЛАЧНЫЙ. Убивать в кулачном бою тоже было не принято — ведь свои же, русские. А вот удары в грудь, в живот не только не возбранялось наносить, а, наоборот, предписывалось.

Давайте рассмотрим, как у Лермонтова описывается этот богатырский бой:

Размахнулся тогда Кирибеевич

И ударил впервой купца Калашникова,

И ударил его посередь груди —

Затрещала грудь молодецкая,

Пошатнулся Степан Парамонович;

На груди его широкой висел медный крест

Со святыми мощами из Киева, —

И погнулся крест, и вдавился в грудь;

Как роса из-под него кровь закапала;

И подумал Степан Парамонович:

“Чему быть суждено, то и сбудется;

Постою за правду до последнева!”

Изловчился он, приготовился,

Собрался со всею силою

И ударил своего ненавистника

Прямо в левый висок со всего плеча.