Журнал Наш Современник №1 (2003)

Веслав Гомулка был выдающимся деятелем не только международного коммунистического, но и польского национального движения. Именно этого боялась и не прощала ему еврейская оппозиция в верхушке компартии. Она все время уличала его во всяческих изменах интернационализму. В августе 1948 года на пленуме ЦК Польской рабочей партии враги Гомулки организовали дискуссию на тему “О правом  националистическом уклоне в руководстве партии и способах его преодоления” — на котором Минц, Берман, Альбрехт, Охаб, Матвин и другие высшие еврейские функционеры яростно выступили против Гомулки и потребовали освободить его от обязанностей генерального секретаря, что и было сделано. Еврейский переворот состоялся. Воспользо­вавшись своей победой, в течение ближайших месяцев победители провели ряд мероприятий, в результате которых около 80% должностей в партийном руководстве Польши оказалось в их руках.

Они тут же вытеснили с политической сцены кроме Гомулки подлинных патриотов Польши — З. Берлинга, В. Василевскую, Е. Осубку-Моравского, чуть позже министра обороны М. Роля-Жимерского, захватили власть над прессой, созвали 12 марта 1949 года (когда в СССР разворачивалась борьба с космополитами!) “Съезд комитетов и еврейских организаций” — и эта диктатура “малого народа” длилась в Польше вплоть до октября 1956 года.

*   *   *

В начале пятидесятых годов еврейско-польское противостояние дошло до того, что госбезопасность, которой руководили евреи С. Радкевич, Ю. Святло (Исаак Фляйшфарб), А. Фейгин, решилась на арест — кардинала Стефана Вышинского, министра обороны Роля-Жимерского, Веслава Гомулки, популяр­ней­шего Марьяна Спыхальского и многих других знат­ных поляков. Автор рукописи “Неизвестные страницы истории” связывает эту еврейскую победу с всевлас­тием Берии в последний год жизни одряхлевшего Сталина. Так это или нет — ответить непросто. Ясно одно: после расстрела Берии многие высоко­постав­ленные евреи из польской госбезопасности, в том числе и Святло-Фляйшфарб, стали исчезать с политической арены, убегать в Европу, в Америку, в Израиль, а польское общество потребовало осво­бож­дения из тюрем Гомулки и других патриотов.

Гомулка получил в политическое наследство после войны тяжелейшую ситуацию — почти как Сталин после смерти Ленина: высшие партийные, государственные и чекистские должности были заполнены еврейскими функционерами, да еще в большинстве своем приехавшими после войны из СССР, то есть поддерживаемыми советским режи­мом. И Веславу как патриоту было необходимо потеснить их, но как коммунисту сделать это было чрезвычайно трудно, почти невозможно. В отличие от Сталина он не был настолько силен, чтобы устроить польский 1937 год. А потому борьба была скрытой, подковерной, на протяжении четверти века чаша весов этой борьбы колебалась то в одну, то в другую сторону. И нынешний всплеск польских анти­семитских чувств после Едвабне бесполезен — лучше бы поляки-патриоты вспомнили патриотическую борьбу великого сына Польши Гомулки, борьбу без огня и крови, но из которой он не раз выходил победителем. Правда, и побежден был не еди­ножды...

*   *   *

Сложнейший период в жизни стран Советского блока выпал на время с 1953 по 1956 год. Смерть Сталина, расправа его наследников со своим всемогущим соратником по власти Лаврентием и, наконец, авантюристический антисталинский XХ съезд — все эти события тем не менее открыли обществам и компартиям каждой восточноевропейской страны возможность наконец-то взять реванш у своих карательных ведомств за все справедливые и несправедливые репрессии, совершенные в послевоенное время. Да и не только в послевоенное.

Казалось, что после того, как история назвала все скрытые от нее фамилии палачей и создателей Гулага — от Юровского до Агранова, от Френкеля до Ягоды, не говоря уже о начальниках Беломорстроя, Соловков и прочих островов “Архипелага”, и обнаружилось, что почти все они люди одной крови, то не избежать страшного возмездия и “беспощадного русского бунта”. Но Хрущев и его команда приложили все силы, чтобы ограничиться просто сотней-другой высших офицеров с голубыми околышами, от Аба­кумова с Судоплатовым до никому не известных капитанов НКВД, допра­шивавших Мейерхольда, Клюева, Павла Васильева... На этом дело и кончилось. Национальный момент в этой всемирно-исторической разборке был замас­кирован, изъят, и, наверное, другого выхода у власти не было. Иначе государство пошло бы вразнос.

Однако в Польше, в силу особой национальной структуры общества, этот исторический реванш проходил по-особому.

Предвидя грядущую смуту, уже 15 октября 1953 года в Варшаве собрался президиум Центрального комитета евреев, где было принято постановление, что деятельность комитета отныне будет носить только тайный характер.