О своих намерениях Брюнери заявил сам — на допросе. Хотел, дескать, “убить президента, затем покончить жизнь самоубийством, чтобы “прославиться” (там же). Оказывается, он даже заранее поместил сообщение в Интернете, ограничившись, правда, иносказаниями: “В это воскресенье следите за теленовостями, я буду там “звездой”. Смерть Зогу, 88!” Журналисты охотно растолковывают: “Зог “ — на сленге неонацистов означает “демократическую систему”, две восьмерки — зашифрованное приветствие: “Heil Hitler” (H — восьмая буква латинского алфавита).
И вновь вопросы. Зачем Брюнери нужно было брать на себя “грех”? Судя по всему, полиция и не догадывалась о его намерениях убить президента. Почему, если он и впрямь покушался на Ширака, Максим воспользовался дешевеньким карабином “22 long rifle”, а не оружием профессионалов? Почему французские спецслужбы не обратили внимание на странное сообщение в Интернете, ведь им было прекрасно известно, что “это воскресенье” — День взятия Бастилии, на который приходится ритуальный выход президента в народ? И, наконец, почему сценарий покушения больше напоминал киношный боевик, чем продуманную акцию террориста? (Он действительно рабски копировал фильм Фредерика Форсайта “День Шакала”, в котором наемный убийца по заказу ультраправых пытается убить президента де Голля как раз в День взятия Бастилии.) Что это — преступление или пародия, фарс?
Французские спецслужбы сняли все вопросы разом, отправив Брюнери в психиатрическую клинику. Но вот что примечательно — перед этим они опубликовали свое досье на него,
связав “террориста” с Ле Пеном! “...Как следует из досье “Рансенман женеро”, Максим стал сближаться со “скинхедами” и прочими ультраправыми. Он принимает участие в акциях “коричневых” экстремистов всех мастей... На первомайских манифестациях, которые Ле Пен и его разнообразные сторонники проводили в Париже у статуи Жанны д’Арк, будущий карабинный стрелок шагал в рядах самых отпетых молодчиков с кельтскими крестами на руках” (“Труд-7”, 18.07.2002).Как редактор не могу не отметить ловкость, с какой журналист из “Труда” ввел “крест” в ряд “криминальных” деталей, свидетельствующих об экстремистских взглядах Брюнери. Если уж “с кельтскими крестами на руках” (видимо, все-таки на рукавах?), то это как пить дать “отпетые молодчики”...
К слову, французская церковь от Ле Пена открестилась. Несмотря на постоянно демонстрируемую им приверженность католицизму (что, надо сказать, не характерно для политиков подчеркнуто секуляризованной Республики). Ну да журналисту, похоже, уж очень хотелось связать воедино все “предосудительное” — “коричневых”, Ле Пена, крест...
Сотрудники “Рансенман женеро”, разумеется, далеки от подобной наивности. Но ведь имя Ле Пена в связи с покушением на Ширака именно они подсунули незадачливому корреспонденту “Труда”. Равно как и сотням других корреспондентов*.
Ничего не скажешь — удобно иметь фигурантом по делу психически нездорового человека. Он, знаете ли, может дать любые показания. И на себя, и на кого угодно... В том числе и на своего прежнего кумира. Идеальное средство контроля над политическими оппонентами, принуждения к лояльности. Оно действенно сегодня — как потенцированная угроза. А завтра может оказаться и вовсе бесценным. Когда общество, отшатнувшееся от Ле Пена, снова потянется к нему, к его идеям.
А потянется обязательно! Ибо
сговор элит — политических, финансовых, информационных — может решить “проблему Ле Пена”. Но такими методами не решить проблем, на которые указывает Ле Пен. Выборы прошли, а они остались.Демографическая катастрофа — прежде всего. Демократические СМИ, увы, не любят говорить о ней. Придется покопаться в изданиях малотиражных, экзотических, зато безукоризненно честных. Газета “Славянское братство”, издающаяся в Петербурге, поместила исследование профессора Сергея Лебедева “Демократия и демография” (№1, 2002). Открывается эта вполне академическая работа главой, не без театральности озаглавленной “Бедная Франция”. Глава снабжена эпиграфом: “О Франция! Ныне горько смотреть на тебя! Шарль Орлеанский, 1430 г.” Впрочем, знакомство с содержанием главы показывает, что такой не по-научному эмоциональный зачин вполне оправдан.
Профессор Лебедев — ученый, он рассматривает проблему начиная с ХVIII века. Я — политический писатель и ограничусь материалом за последние сто лет. В 1919 году во Франции проживало 1 160 тыс. иностранцев — при 39 млн жителей (3,6 процента населения). Уже в это время в большинстве департаментов смертность превышала рождаемость, и прирост населения обеспечивался в основном зa счет иммиграции.