Журнал «Парус» №90, 2023 г.

– А для чего, скажите, мы надевали раньше этот дурацкий островерхий колпак?! И кто доподлинно знает, что я палач. Только избранные. Конечно, все догадываются, что я рублю головы и посматривают на меня с опаской, боязнью и презрением. Но ведь вслух об этом никогда не скажут. К тому же это раньше мой отец работал топориком на плахе, а теперь за верёвочку потянул или рычажок повернул (разные есть конструкции для осво-бождения защёлки), и сорокакилограммовый барашек скользит вниз! Смазки я ни для ко-го не жалею. И теперь скажите, я-то тут при чём? Я же только рычаг поставил в другое положение. Может быть, по неосторожности. Ма-а-а-аленький такой рычажок. Тело сразу проваливается в ящик, а голова летит в корзину! Иногда просят достать её и показать на-роду. Берёшь за волосы и демонстрируешь, стараясь не забрызгаться. Говорят, голова не-сколько секунд что-то видит, с миром прощается. Да вот ещё кровь стекает по фаянсовому лотку… Прямо в канализацию. Между прочим, раньше показывал, держа за волосы, а те-перь ведь перед казнью наголо стригут. Так что приходится за уши поднимать. И всё же – я тут ни при чём, – Палач потёр ладони, словно умывал руки, как Пилат.

– А вам, вижу, очень хочется остаться ни при чём!

– Думаю, всем хочется. Кстати, в Америке в этом смысле – сплошное лицемерие. У них – электростул . А палачей четверо или трое! Точно не знаю. Перед ними рубиль-ники. Четыре, к примеру. Один из них настоящий, а остальные фиктивные, то есть отключены. Посадили смертника на стульчик, привязали (он же будет дёргаться под током). Им скомандовали, они врубили, и нет человека. А кто именно убил, – как бы не знают. Главное, совесть чиста. Каждый думает на другого, на соседа. А искорка-то выскочила только одна, из одного рубильника. Он и видел её, и как бы не видел. Так в глазах что-то мелькнуло. И остальные вроде бы не заметили. Потому что в следующий раз искра выскочит у другого. Может, в тот момент зажмуриваются. Вот и спят потом спокойно. Уж лучше как у нас, у французов, по-честному. Сравните электростул и гильотину и поймёте особенности национального характера америкосов и французов.

– Не знаю, почему меня так поразила мысль, что у вас есть дети, – задумчиво произнёс приговорённый, почти не слушая рассуждений про америкосов. – Мне каза-лось, что вы не имеете права на это. Получается, одной рукой вы убиваете людей, а дру-гой – делаете детей…

– Рукой ребёнка не замастыришь, – хмыкнул Палач впервые за время торжест-венного ужина и низко склонился над тарелкой.

– Да-да, я неуклюже выразился. И они пойдут по вашим стопам, возможно… – смертник повесил грустную голову, задумался.

– Мой отец и дядя были палачами и знаменитыми мастерами своего дела. Папаша рубил головы не только в Париже. Наберётся несколько мешков отсечённых голов, считая от Лилля на севере до Марселя и Тулона на юге, от Бреста на западе до Страсбурга на востоке. И у него всё было своё. Когда назначали казнь и приглашали отца, он не только топор, он и плаху свою привозил в карете. Про костюм я уж молчу.

– Вы словно гордитесь отцом.

– Я горжусь не столько отцом, сколько профессией. Между прочим, профессию палача примерял на себя даже русский царь Pierre le Grand. Он собственноручно рубил головы стрельцам на Красной площади! Царь! А мне-то, грешному, тем более дозволи-тельно. Кстати, сравните с нами, потом с америкашками и увидите, что мы имеем дело с третьим национальным характером. Между прочим, царь бывал в Париже.

– Не могу себе представить ни одного европейского короля в роли палача. Так, чтоб без маски, с открытым лицом, с засученными рукавами и топором в руках. А вы точ-но не выдумываете?