Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год

Полагают, что благодаря Будде и кобрам родилась и вторая традиция: в сингальском доме важному гостю обязательно преподнесут листочки бетеля — ведь даже у богов они были предметом роскоши. А вот отсутствие такого подарка в сингальской семье, хранящей древние обычаи, означает, что вы не самый желанный гость в доме. Кстати, не имеет значения, сколько преподнесли листочков бетеля, важна и почетна сама церемония. С годами рамки второго ритуала стали значительно шире. При рождении ребенка в семью приглашают астролога, чтобы он предсказал будущее новорожденного. Деньги за эти услуги вручаются астрологу завернутыми в листья бетеля. Когда ребенок переступает порог школы, он приносит учителю стопку листьев. По достижении девушкой совершеннолетия снова приглашают астролога, чтобы узнать дальнейшие ее пути в жизни, и вновь плата вручается вместе с бетелем. Даже карточка с приглашением на свадьбу подается приглашенному на этих листьях. Если болезнь посетит дом, лекарю вручают бумажную банкноту в две рупии, завернутую в листья бетеля. Крестьянин-арендатор никогда. не придет с пустыми руками в дом помещика, когда настает пора уборки урожая: он обязательно преподнесет помещику в своих заскорузлых ладонях стопку из листочков. Наконец, когда умирает один из членов семьи, старший в доме мужчина лично извещает об этом родственников и знакомых. При этом он также предварительно вручит им зеленые листочки. В свою очередь, и родственники, пришедшие на похороны, принесут подарки для семьи, а вместе с ними и бетель.

Так повелось испокон веков: в радости и горе листья бетеля стали символом сингальского быта, стали традицией, овеянной временем и романтической патриархальностью.

И. Сучков

Пешие конные

Преступление моих солдат и воинов на колесницах, которые бросили меня, столь велико, что этого нельзя даже выразить словами. Но видите: Амон даровал мне победу, хотя не было рядом со мной... воинов на колесницах...»

В XIV веке до нашей эры на земле Сирии, вблизи города Кадет, состоялась битва между египетским и хеттским войсками. Личный летописец Рамзеса II несколько преувеличил успех своего патрона — египетские войска не могли одолеть хеттов, хотя поле боя осталось за египтянами. Мало того, сам Рамзес чуть не погиб — он чудом пробился со своей личной стражей сквозь боевые порядки хеттов. Что, правда, не помешало тому же летописцу воскликнуть — опять же от имени самого фараона: «Было их всех вместе тысяча боевых колесниц, и все целились прямо в огонь (голова Рамзеса была украшена диадемой с изображением змеи, извергающей огонь)... Но я ринулся на них! Я был как Монт и в мгновение ока дал почувствовать им силу своей руки».

Если оставить гиперболы на придворной совести хрониста XIV века до нашей эры, нельзя не увидеть в этих отрывках одно — абсолютное признание боевых колесниц как основной силы обеих армий. И это не случайно, ибо появились они — по письменным источникам — за тысячелетие до битвы при Кадете.

Сначала была пехота. В первобытных обществах все мужчины были воинами, готовыми защищать в случае нужды свой род, свое племя, самих себя. С появлением первых в истории человечества государств в Месопотамии и Египте военное дело быстро становилось профессией, появилось новое и дорогостоящее металлическое вооружение: боевые топоры, копья, мечи и кинжалы, шлемы. А в III тысячелетии до нашей эры появились и первые металлические панцири.

Шумерские войска уже в первой половине III тысячелетия до нашей эры применяли правильный боевой порядок, сражаясь в сомкнутом строю, требовавшем дисциплинированности, высокой выучки и дорогостоящего оружия. Но, кроме тяжело- и легковооруженной пехоты, в Месопотамии тогда же появились боевые колесницы, которые очень быстро — сравнительно, конечно, — становятся главной ударной силой в армиях всех государств Древнего Востока.

До нас дошли изображения этих боевых колесниц и письменные источники, описывающие их.

...Два шумерских города-государства — Лагаш и Умма — вели войну за плодородную территорию Гуэдин. Война шла с переменным успехом и была столь длительна, что превратилась в обыденность. И конечно, нашла отражение в «глиняной литературе» — табличках с письменами. Знать сражалась на колесницах, а рядовые граждане — в пешем строю. Война эта проходила в «пехотном» темпе — малоподвижном, неповоротливом. Да и откуда было взяться маневренности и быстроте, если кожаные, обитые металлическими бляхами щиты пехотинцев были так тяжелы, что их держали специально для того обученные воины? А потенциальные возможности колесниц сдерживали и неповоротливость пешего строя, и сама конструкция их.