Оставшиеся полтора месяца пути до мыса Доброй Надежды больной Лебедев пролежал в каюте один, без медицинской помощи, почти без еды. Похоже было, что Ост-Индская компания решила разделаться с Лебедевым окончательно, воспользовавшись услугами известного своим зверством капитана Томсона. Никто из пассажиров не отважился помочь безродному путешественнику. По кораблю ползли слухи, что пушкарь Джон Смит, посаженный за пустяк в корабельную тюрьму капитаном, повесился, не вынеся издевательств. Лебедева поддерживала только мысль, что он обязан наперекор всему сохранить труды и знания, приобретенные им в Индии, для пользы России.
10 февраля 1798 года «Лорд Торло» встал на якорь в бухте Кейптауна. На другой день Лебедев, больной, без копейки денег, был высажен с корабля на берег. Капитан Томсон еще раз пригрозил повесить его, если он появится на корабле... Английские власти Кейптауна встали на сторону капитана. По городу были распущены дурные слухи. Единственный русский, случайно оказавшийся на этом краю земли, — волонтер английского военного флота Юрий Лисянский — принял Лебедева за бродягу и отказал в помощи.
Путешественник, выйдя на берег, тяжело опустился на белоснежный прибрежный песок: шумящий Атлантический океан лег между ним и далекой любимой родиной.
* * *
Прошло четырнадцать месяцев.
Ранним февральским утром 1799 года на Вуд-стрит, одной из улиц Лондона, остановился дилижанс из Диля. Соскочивший с его подножки высокий загорелый джентльмен снял номер в трактире «Гульден Джаринк Кросс» и ночевал там первые три дня. Лондонские газеты сообщили о его прибытии:
«Один музыкант из Русских, возвратившийся с последним флотом из Индии, намерен издать в Лондоне «Собрание индостанских и бенгальских арий». Поелику же он весьма сведущ в помянутых языках, как и в музыке, то и ожидают, что он первый введет здесь в употребление Восточную музыку, малоизвестную между нами. По суждению знатоков, помянутые арии исполнены мелодии и чувствительности и составляют средину между итальянскою я шотландскою музыкой».
Вскоре джентльмен покинул отель и поселился на частной квартире. 15 февраля, надушенный и завитый, он вышел от парикмахера, не спеша прошелся по Гарлей-стрит и решительно дернул медную ручку звонка у дверей российского императорского посольства. Русский посол граф С.Р. Воронцов встретил его весьма радушно:
— Здравствуй, батюшка, господин Лебедев! Пожалуй садись, садись пожалуй! Жалел весьма слышать, что вы весьма обижены.
— Но я надеюсь, ваше сиятельство, мне поможешь отыскать за всю несносную обиду?
— Если смогу. И поговори о сем со священником нашим, господином Смирновым.
Через полчаса, простившись с музыкантом, Воронцов приписал к донесению графу Ростопчину в Иностранную коллегию в Петербург:
«P. S. Прилагаю при сем другое письмо на имя государя императора, писанное одним россиянином, музыкантом Лебедевым, который был в Восточной Индии 14 лет, получая пропитание от своего ремесла и занимаясь, как говорит он, изучением тамошних диалектов. Он просил о пересылке в моем пакете его письма в доказательство, что он не авантюрье, да и действительно он человек честного нраву, но, кажется, недалек и слаб головой. Прошу Ваше сиятельство при случае поднесть сие письмо его императорскому величеству».
Пять красного сургуча печатей, Дымясь, легли на важный пакет.
Долго ждал Лебедев императорской милости. Надеялся, что вспомнит Павел I времена шестнадцатилетней давности, когда к его свите русского престолонаследника, путешествующего инкогнито по Европе, присоединился молодой ярославский виолончелист. Лебедев часто вспоминал теперь то летнее путешествие по городам Европы, когда меломаны Парижа и Страсбурга, Орлеана и Брюсселя, Дюнкерка и Амстердама бешено рукоплескали ему, неизвестному русскому музыканту.
Подобный успех он имел потом только в Индии да, пожалуй, еще в Кейптауне, где всего четыре концерта сделали его снова богатым человеком. Деньги позволили прожить ему больше года в Африке и неплохо изучить нравы местных племен. Коллекция морских раковин, собранная им на мысе Доброй Надежды, имела не один редкий экземпляр. Последний раз его виолончель пела в театре на острове Святой Елены, где его слушал чуть ли не весь английский флот.
И вот он в Лондоне. Совсем уже близка любимая всем сердцем Россия. Соотечественники в английской столице помогут, конечно, вернуться на родину.
Но тщетно надеялся Лебедев на помощь.
Граф Воронцов не смог (или не захотел?) ничего для него сделать. Священник посольства, в обязанности которого входило опекать всех русских в Англии, откровенно его преследовал за связь с радикально настроенными русскими купцами в Лондоне. И, наконец, император Павел, с легкой руки своего посла в Англии, объявил Лебедева просто сумасшедшим.