Чиновники посольства окончательно отказали путешественнику в помощи. С горечью Лебедев сознавал, что путь на родину перед ним закрыт. Но работы он не прекращал ни на час и издал на свои средства «Грамматику смешанных индийских диалектов». Как только до Лондона дошли известия о смерти безумного императора, Лебедев быстрой птицей полетел в Петербург.
* * *
Серыми лохматыми хлопьями пыль неслышно падала на пол. Лебедев в задумчивости смахивал ее со станков, с тяжелого неуклюжего пресса. Он откинул крышку наборной кассы, погладил пальцами затейливый узор литер. Бенгальский шрифт. Такой типографии не было и нет в Европе. Он может печатать книги на бенгальском языке! Вернее, мог бы печатать...
Скромным чиновником Коллегии иностранных дел начал Герасим свою новую жизнь на родине. Все вечера после службы уходили на кропотливую подготовку к печати разговорника для русских купцов и труда по хитрой индийской арифметике, не постигнув которую невозможно торговать в той стране.
Зрение и здоровье убывали день ото дня, а еще нужно было рассказать соотечественникам об индийской философии и мифологии, перевести на русский язык сборник древних индийских басен «Хитопа-деша» и другие рукописи, привезенные на родину в заветном сундучке. Но жалованья хватало только на пропитание семьи, а скудное пособие все ушло на постройку типографии. Прошло одиннадцать лет. Потускнели от пыли станки, постепенно поблекли надежды.
По ночам, когда мучила старческая бессонница, он старался забыть о сомнениях и вспоминал многолетний путь странствий за древней мудростью браминов. Странствие свое он гордо уподоблял ученым путешествиям древних греков Пифагора и Аполлония Тианского, которые, достигнув Индии и выучившись математике и астрономии от браминов, учили на своей родине соотечественников. Если бы и он мог поделиться узнанным в Петербурге, если бы ему дали поприще...
Дверь противно заскрипела, и плотная фигура Аделунга — востоковеда и коллекционера старинных рукописей — втиснулась в типографию. Лицо доброго немца загадочно сияло:
— Майн либер Херасим, больше нет вам нужда продавать мне индийский рукопись! Ваше богатство в этот письмо…
Письмо было на французском языке и имело смешной адрес: «Знаменитому мосье Лебедеву в Санкт-Петербурге, Директору театра Великих Моголов в Дели». Оно начиналось с делового предложения — мосье Лебедев может легко разбогатеть, если привезет в Страсбург свой бенгальский шрифт. Гигантская типография к его услугам. Мосье Лебедев может печатать на бенгальском языке классиков европейской литературы и продавать книги в Азии. А свои переводы с индийских языков печатать для Европы. Мосье сделает огромную услугу мировой культуре...
Глаза путешественника сверкнули гневом.
— Нет, господа! Знания мои я берег для России. Немедля пишу императору. В Петербурге нужно создать высшую школу индийских языков и напечатать мои труды — они уже готовы к печати. Я не верю, Аделунг, что знания мои не нужны моей отчизне...
Задыхаясь, уже в полусознании, Лебедев до последнего своего часа ждал ответа от Александра Первого. Но вместо помощи просвещенный монарх прислал умирающему крест святой Анны III степени. И Капитул российских орденов потом еще долго требовал деньги за орден-с нищей вдовы после смерти Лебедева.
* * *
Здравствуй, Герасим, вот мы и встретились! Я бережно глажу рукой холодную серую плиту, на которой еще можно различить надпись: «Лебедев Герасим Степанович, Иностранной коллегии индийского языка переводчик, надворный советник и кавалер. Скончался 15 июля 1817 года на 71 году». И ниже трогательные стихи, сочиненные женой Настенькой, — она тоже думала, что ты первым из русских достиг берегов Индии.
Восемь лет потребовалось мне, чтобы шаг за шагом пройти твой тернистый путь исканий. В часовне Александро-Невской лавры в Ленинграде никого нет, и я могу говорить с тобой, как с живым.
Я ли не печалился, когда по возвращении твоем на родину Петербургская академия наук не пожелала избрать тебя профессором, ибо не нашлось в России человека, способного принять экзамен по индийским языкам, которых никто в стране не знал.
Не я ли стоял у тебя за спиной, когда ночами, умаявшись за день в присутствии, ты печатал в своей типографии свой второй ученый труд — на русском языке — «Беспристрастное описание систем Восточной Индии»... Из этой книги я понял, почему хотели твоей гибели английские колонизаторы: ты был первым русским, кто увидел, записал и привез в Европу точные сведения о неслыханном грабеже цветущей некогда страны Ост-Индской компанией. Эти документы обвиняют до сих пор.
Какое сочувствие находили в моей душе твои мечты о грядущем равенстве людей, когда не за принадлежность к правящему сословию — дворянству, — а человеческими качествами человек будет почитаем в обществе.
Имя твое с уважением произносят теперь в новой, преображенной России. Мой добрый друг и помощник по отысканию твоих следов известная индийская киноактриса госпожа Девика-Рани Рерих сказала мне, что в Индии имя Герасима Лебедева знает каждый культурный человек.