Журнал «Вокруг Света» №03 за 1988 год

— ...И тогда мы пустили коней в галоп,— продолжил свою историю Анголь Мамалькауэльо.— Около сорока всадников мчалось к лесу, и лишь у края его слегка натянули поводья. Мы искали какую-нибудь стоянку врага, чтобы захватить спящих врасплох, но только уже на рассвете натолкнулись на патруль. Это случилось на излучине реки Био-Био. Шел дождь, и все они были в накидках армейского кроя — вместо рукавов там прорези по бокам. Никто из них не успел продеть в эти прорези руки — мы убили всех семерых. Хосе стрелял спокойно — словно не было в этом ни ненависти, ни мести...

На выстрелы примчались другие патрули. Но мы их уже ждали в засаде и, пропустив, дали по ним залп. Несколько человек свалились, другие, пригнувшись к гриве, что есть духу помчались вдоль излучины дальше. Беспощадная это была война, люди убивали друг друга без малейшей жалости, не испытывая никаких угрызений. Но пойми ты и нас, сеньор: они убили почти всех наших женщин, детей, стариков, они выбили и весь цвет нашего племени — сотни юношей-араукан сложили голову в той войне...

Тогда же, под утро, когда мы уже возвращались, Хосе подъехал ко мне:

«Слышишь лай собак? Они ведут своих псов по лесу, по нашему следу...»

«Давай-ка спешимся,— говорю я ему,— если они спустят на нас собак, будем убивать и собак — они стоят на полицейском довольствии».

Нас было несколько человек — остальные разъехались по разным дорогам. Спешившись, мы вышли гуськом на какую-то лесную прогалину. За спинами все время слышался лай собак, и уже звучали команды. По нашему следу шла пограничная полиция. И вдруг прямо перед нами с треском раздались кусты — и на прогалину выскочила громадная пума. Шум голосов и лай доносились уже совсем близко. Тут Хосе говорит мне так, будто пумы и вовсе здесь не было:

«Разделимся на две колонны. Путь эти псы пройдут по «коридору».

Так мы и поступили: разделились на две колонны, и одна из них очутилась по одну сторону от пумы, другая — по другую. Пума глянула налево, потом — направо. И, мягко и неторопливо ступая, двинулась вперед, рыча, будто негодуя, что никто в нее не стреляет. Она вышла прямиком на наших преследователей. И кажется, те совершили тот же маневр, что и мы. Не раздалось ни единого выстрела. Я думаю, пума ушла в полном недоумении от такой неслыханной вежливости двуногих врагов. Откуда ей было знать, что на этот раз шла совсем другая охота...

Мы остались стоять так, как разделились. Хосе сказал мне: «Я выстрелом подам знак к атаке, а до тех пор пусть никто не высовывается».

В тридцати метрах от нас показался патруль. Я уже говорил тебе, что на таком расстоянии выстрел из охотничьего ружья не пропадает впустую. Там, на прогалине, остались лежать десять человек, залитые кровью псы бросились по кустам. На этот раз раненым пощады не было.

Мы вновь сели на коней и рысью двинулись к краю леса. Хосе успел сказать мне:

«Я спущусь к Центральному мосту — посмотрю, что там делается. Встретимся этой ночью».

«Ты очень бледен,— говорю я ему.— Хлебни из моей фляжки».

«Спасибо, Анголь Мамалькауэльо,— ответил он мне.— Но в таких делах твоя фляжка мне не помощник. Ну, кто пойдет со мной?»

И они умчались — он и еще десять индейцев.

— Сам по себе конь не опасен,— говорит мне старый, опытный всадник Анголь Мамалькауэльо.— И все-таки в верховой езде есть свои недостатки. Например, довольно распространенная опасность в том, что ты вполне можешь приехать на коне туда, где никто тебя не ждет, отправившись оттуда, где никто тебя не провожал. Но опасней всего конь становится тогда, когда тебя дружески провожают в дорогу, в конце которой ожидают враги. Вот это-то и произошло с Хосе, сеньор.

Одиннадцать всадников влетели на мост как раз в тот момент, когда по нему катили лафеты с четырьмя тяжелыми пулеметами. Крошечный отряд смельчаков атаковал карабинеров, и те отступили. И тут в спину нашим ударил пулемет, скрытый в кустах, на нашем берегу, и их зажали между двумя огнями. Хосе и его товарищи дрались до последнего патрона, а потом уже во весь опор понеслись вперед — прямо на ружья стоявших на берегу солдат. Никто до них не доскакал... Когда солдаты подошли к нему, Хосе был еще жив. И они тогда стали бить его, и били страшно, сеньор. Потом пытались поставить его на ноги, но Хосе, наверное, уже потерял сознание, и, швырнув его на настил, они разрядили свои ружья. Потом тело сбросили с моста в реку, но в воду Хосе не упал, хотя и был тогда уже мертвее мертвого — двадцать пуль они всадили в него, сеньор. Хосе остался лежать на прибрежных камнях.

Было уже около четырех вечера. Солдаты провезли свои пулеметы по мосту и потянули их наверх, к нашему селению. Трупы всех, кто был вместе с Хосе, они сбросили в реку.