Журнал «Вокруг Света» №04 за 1975 год

Живые манекены за раздвинутыми сёдзи встревожили мое воображение. Что бы это могло значить? И тут меня словно осенило — игорный дом! Улица игорных домов, целый квартал, а может быть, даже и не один, со своей ущербной, скрытой от посторонних глаз жизнью, с бездонной пучиной страстей и трагедий. «Пачинко» (1 Игральные автоматы.) при всей их очевидной бессмысленности выглядели просто детской забавой на этом фоне. Здесь было царство игральных карт, игральных костей, безудержный азарт средневекового китайского маджонга — игры, известной тем, что в стране, ее породившей, в маджонг «просаживали» жен, земельные владения, целые состояния. Конечно, трудно себе представить, что в современной Японии в этих кварталах можно проиграть жену, но человеческую жизнь здесь четвертовали, мучили на дыбе, терзали и отравляли, убивали и воскрешали, одаривая несбыточными надеждами. За картами и игральными костями, за их зыбкой скользкой ширмой здесь прятались цепкие, жадные руки и циничный мозг дельцов, выжимающих из человеческих слабостей золотые монеты.

Странная эта улица еще долго вела меня, кружа и выделывая какие-то немыслимые пируэты. Свернуть в сторону означало немедленно заблудиться, поэтому приходилось идти вперед, надеясь, что в конце концов куда-то выйдешь.

Облик улицы постепенно менялся. Кончились игорные дома, начались дома с наглухо задвинутыми, светящимися изнутри сёдзи, с легкими каплями причудливых фонарей, раскачивающихся у входа. Откуда-то из глубины доносилась музыка, от дома к дому сновали тени, исчезая в дверях, за которыми в ожидании гостей стояли молодые японки, — начались кварталы ночных клубов, маленьких ресторанчиков и прочих разнообразных явных и неявных увеселительных заведений...

Печальная статистика самоубийств — это только один полюс отчаяния. Для изверившихся, озлобленных, ожесточенных есть и другой — эфемерная попытка добиться жизненного успеха ценой преступления. Из года в год «Белые книги» по преступности преподносят все более и более мрачную картину. Японские социологи признают, что рост насилия, особенно в среде молодежи и подростков, принимает угрожающие размеры. Свыше половины преступлений за период конца 60-х — начала 70-х годов совершено молодыми людьми в возрасте от 14 до 25 лет. В 1972 году в Японии зарегистрировано 1 223 546 преступлений. Доля столицы в этих данных весьма велика — 17 процентов от общего числа по стране. (Это на 1255 случаев больше, чем в предыдущем году, и почти вдвое больше, чем во втором после столицы городе Японии — Осаке.) Данные столичного департамента полиции демонстрируют удручающую ситуацию — в 1972 году в Токио ежедневно совершалось 572 преступления, другими словами, каждые две минуты и пятьдесят секунд здесь кого-то убивали, калечили, грабили или насиловали! За этот же период правонарушения, совершенные подростками, составляют 18 937 случаев. Кроме всего прочего, полицейскими властями зафиксировано 50 018 инцидентов (пьянство, драки и т. д.), участие в которых пока еще не завершилось для подростков уголовным наказанием. Исследования последних десятилетий отмечают, что на воспитании несовершеннолетних в очень большой степени отражаются социально-экономические изменения, произошедшие в послевоенной Японии, в частности, распад большой патриархальной семьи «иэ» и образование малых семей «какукадзоку» (родители и дети). Если раньше дети находились под надзором всей семьи, где были бабушки, дяди, тети, то теперь новые условия выдвинули проблему «кагико» — детей с ключом в кармане, оставляемых работающими родителями без надзора на целый день. Дети и подростки, предоставленные самим себе, нередко попадают в условиях капиталистического города под влияние преступных элементов, а ведь профессиональный преступный мир в Японии представлен 3600 бандами!

Где-то в довольно темной части улочки, заглядевшись на пляску теней на стене от огромного зеленоватого, как дыня, фонаря, я споткнулась, наскочив на предмет, оказавшийся прямо у меня на пути. Буквально чудом сохранив равновесие, я обернулась и с величайшим удивлением обнаружила, что неожиданно возникшим препятствием были... ноги, женские ноги в коротких брючках чуть ниже колен.

— Извините меня, пожалуйста. Я загляделась...

Фраза прервалась на середине. Зрелище было настолько странным, что обычные слова здесь были ни к чему, они повисали ненужным пустым звуком в этом переулке. Прислонившись к углу дома, полуосвещенная мотающимся на ветру фонарем, прямо в пыли сидела молоденькая девчонка. Расслабленная поза, откинутая к стенке голова с зажатой в зубах сигаретой и дым — легкая струйка змеится и тает, скользит, исчезая в темноте. Слышала ли она начатые извинения? Не знаю, скорее всего нет.