Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год

Пепел падал... В лесах от ударов раскаленного газа, от разрядов атмосферного электричества вспыхивали пожары. После дождей пепел намокал, а высохнув, отвердевал на деревьях «цементным» панцирем. На громадной площади леса гибли, в зеленых растениях прекращался фотосинтез. Взвесь, образованная тончайшей вулканической пудрой, может оставаться в воде сколь угодно долго. Она обволакивает икру, набивается в жабры рыб...

Счет, предъявленный живой природой вулкану: 5200 погибших лосей, 6 тысяч оленей, 200 медведей, 11 тысяч зайцев, 15 пум, 300 американских рысей, 27 тысяч куропаток, 1400 койотов. И 11 миллионов рыб в 26 больших и малых озерах, накрытых серым покрывалом.

Пепел падал... Наверное, Америка не была бы Америкой, если бы стихийное бедствие ограничилось только буйством природы. К разгулу слепых подземных сил добавился разбой: в занесенных пеплом городах начались грабежи. Особенно досталось банкам. Наученная неприятным опытом, дирекция банка в городе Якима вывесила объявление: «Из соображений безопасности убедительно просим клиентов при входе в банк снимать маски».

Таков еще один печальный урок, извлеченный американцами из извержения вулкана Сент-Хеленс: и война со стихией порождает своих мародеров.

«Дымящаяся гора»

Почти два года геологи, экологи, лесоводы, ботаники, зоологи ведут исследования на склонах горы Сент-Хеленс. Они пытаются определить, как быстро и какими путями идет восстановление нарушенной экосистемы. По их оценкам, новые леса поднимутся на Сент-Хеленсе через 15—25 лет, а для полного восстановления пищевых цепей потребуется не менее четырех десятилетий. Природа медленно зализывает раны, даже если она наносит их себе сама...

По утверждениям этнографов и фольклористов, жертв было бы меньше и урон был бы не столь велик, если бы население заранее прислушалось не только к прогнозам вулканологов, но и к... индейским легендам.

У индейцев кликитат, например, есть предание о двух бравых воинах, которые добивались расположения прекрасной девушки, не подозревая, что под этим обличьем скрывается уродливая ведьма. Колдунья превратила воинов-соперников в горы, но и в каменных обличьях они продолжают свой вечный поединок, швыряя друг в друга через реку Колумбия огонь и камни. Эти горы — вулканы Сент-Хеленс и Худ.

Индейцы каулиц давно предупреждали, что Сент-Хеленс не простит святотатств, которые совершила местная водопроводная компания. В нарушение старинного договора она воздвигла дамбу на священных погребальных землях племени. Индейцы каулиц всегда знали, сколь ревностно защищает гора права здешних коренных жителей: когда-то, вот примерно в такой же ситуации, она взорвалась и оторвала голову покровителю обидчика — вулкану Рейнир, расположенному рядом.

Индейцы никогда не поднимаются на Сент-Хеленс, не приближаются к подножию. По их легендам, обязательно набросятся на опрометчивых злые духи «скукумы» и утащат в пекло.

Наконец, о названии вулкана. Нынешнее имя ему дал в 1792 году британский мореплаватель Джордж Ванкувер, исследовавший северо-западное побережье Американского континента. Гора была названа вовсе не в честь святой Елены, а в память об английском после в Испании бароне Сент-Хеленсе, который в 1790 году смог предотвратить войну между Британией и Испанией.

У индейцев, впрочем, издавна было свое название вулкана. Он именовался Лувала-клаф, что означает «дымящаяся гора». Или даже, точнее, так: «гора, извергающая густой черный дым».

В. Бабенко

Три Измайлова

Я родился и вырос в Измайлове, на острове Виноградо-Серебряного пруда. В начале тридцатых годов Измайлово было окраиной Москвы. Единственный трамвай № 14 доходил лишь до Окружной железной дороги, приблизительно до того места, где теперь станция метро «Измайловский парк». Позже трамвайная линия кончалась у пруда. За пятиглавым Покровским собором стояла деревня, а дальше, там, где теперь вырос целый город, располагалось кочковатое болото и в конце его — аэродром.

Поколесив по белу свету и завершив круг, в который входили Таймыр и Памир, Париж и Камчатка, я вновь поселился в Измайлове. Теперь уже в Измайлове-городе, в его жилом массиве. И когда после долгого перерыва пришел на родной остров, у меня защемило сердце. Я понял: никуда не уйти мне от Измайлова. В самых экзотических странах не нашел я ничего прекраснее его...

В ясный зимний день, бродя по острову, я останавливался то перед Восточной башней Государева двора, то перед Мостовой башней, а то и просто перед окном дома. Останавливался и замирал со сладким чувством узнавания, к которому примешивалось немного горечи. Сквер с чугунным фонтаном под окнами нашего дома порос высокими деревьями, а тогда здесь были клумбы и несколько кустов сирени. А где же струйки воды из позеленевших львиных морд? Где часы на башне, отбивавшие время нашего детства? Где керосиновая лавка? Впрочем, керосиновая лавка на месте. Только на ней теперь написано: «Изостудия».