Мы останавливались в устьях рек, в промысловых избушках. Отсюда, вдоль травянистых речных берегов, уходили вверх, к селам и деревням, дороги. Они были разбиты, заброшены и пусты. Это удивляло: куда же еще торить путь помору, как не к морю?.. Однако стоило только раз подняться по ним к деревням, как все становилось понятным. Деревушки от моря отвернулись. Теперь они стояли лицом к железной дороге, которая заменила древний почтовый тракт, связывающий Онегу и Кемь. К железной дороге теперь тянулись наезженные и исхоженные пути. Здесь трещали моторы, сновали автомашины и тракторы. Железная дорога кормила н давала работу. Она не зависела от непогоды и отливов, когда с моря и не добраться к берегу, низкому, топкому, залесенному...
За Кушерекой болота стали исчезать, и впервые за все время лес вплотную подступил к морю. Соленая вода подмывала корни таежных елей. Штормы забрасывали плавник прямо на брусничные поляны. Там, где было посырее, на сгнивших лесинах, принесенных морем, росла самая крупная черно-красная клюква.
Мы шли по койвате — по дну отступившего в отлив моря, пересекая осохшие заливы и сокращая путь. А потом за очередным мыском углядели неизвестно откуда взявшуюся песчаную крепкую дорогу. И лес тут начинался другой — сухой, чистый и светлый, похожий на подмосковные рощи. Только седые поля ягельника да придорожные останцы — нагромождения остроугольных глыб в пленке лишайников — говорили, что мы все же на Севере. Прямо на дороге росли подберезовики и маслята, и на шоколадных шляпках грибных крепышей виднелись глубокие порезы, оставленные клювами тетеревов и рябчиков.
Берег тоже изменился. Теперь он обрывался к морю отполированными красноватыми скалами. Но все это было лишь прелюдией к красоте Соснового наволока.
Мыс вырастал вперед и вверх из сыпучих дюн и сосновых боров. Точно освободившись от тяжести деревьев и их крючковатых цепких корней, наволок разбегался широко и вольно, окружив себя тихими бухтами с песчаными пляжами и подставив волнам крепкий монолитный бок, стянутый для прочности кварцевыми жилами...
На мысу приютились два дома. В новой, желтой, свежего теса избе уже жили онежские рыбаки. Мы поселились в доме втором — огромном, щелястом и гулком. В доме жило колодезное эхо. Оно пропадало лишь по вечерам, когда мы докрасна калили железную печь. Дров жалеть было нечего — из рассыпавшихся в устье Онеги запаней на беломорские берега выносило достаточно кругляков. Да и здорово это было — сидеть у гудящей печи.
Онежане рассказали, что в реке Сосновке, которая впадала в море слева от наволока, водится форель. Форель в Сосновке точно была. Но добираться до нее было нелегко. Сначала приходилось ждать отлива, чтобы посуху напрямик через залив идти к речному руслу. Там начиналась едва заметная тропинка, которая убегала в заболоченные приречные чащи.
Река казалась неподвижной, черная вода мертво и маслянисто лежала в низких берегах, густо заросших черничником. На черничных полях, под кронами ельников, паслись дикие гуси. Первый раз они подпустили нас совсем близко и долго в удивлении тянули из кустов длинные шеи.
Река оживала на порогах и перекатах, скатывалась с ноздреватых плит хрустальными струями. Здесь стояла форель. Сторожкая рыба, она ничем не выдавала себя. Только мелкие глупыши рисковали подниматься к поверхности и изредка, пустив колечко ряби, подбирали с поверхности мошку. За крупной форелью надо было охотиться в самом верховье, где Сосновка становилась уже ручьем, почти скрывавшимся в зарослях травы. Мы наживляли куски белого мяса камбал и тихо просовывали удилища сквозь нависшие еловые лапы, поджидая резкий и сильный рывок...
Но наступил день, когда мы впервые заленились идти на Сосновку, а сам мыс уже был исхожен вдоль и поперек, и не нашлось лучшего дела, чем прямо под домом ловить со скал корюхов, смешно и крепко пахнущих огурцом. Тогда мы поняли, что надо уходить сейчас же, иначе сами себе испортим память о наволоке. Кстати, было время отлива, морское дно обнажилось, и мы могли двинуться прямо через залив в Унежму — километров шесть было до нее сейчас, а. вкруговую — семнадцать.
В Кеми кончилось наше путешествие. Остались позади и заброшенная Унежма, и большое село Нюхча над красивой рекой. Остался позади Беломорск с белыми судами на канале.
Осенние туманы закрывали Поморский берег, подготавливая переход к белизне северной зимы.
За слонами и от слонов
Существуют две школы снаряжения экспедиций в Африку. Сторонники первой школы считают, что прежде всего нужно приобрести автобус, расписать его экзотическими названиями городов будущего маршрута, а потом доверху набить этот автобус всякой всячиной.
Список снаряжения в этом случае будет выглядеть примерно так:
Фланель красная для обмена с туземцами — 2 тюка;
Ружья крупнокалиберные для охоты на слонов;
Сапоги резиновые высокие для охоты на крокодилов;
Бусы стеклянные;
Библии.
И так далее.