Журнал «Вокруг Света» №06 за 1981 год

...Все чаще, все настойчивее начинала бить утреннюю зорю мартовская капель, но потом замолчала, стихла. Зато Теберда с каждым днем все громче ворочалась среди каменистых, с галечниковыми косами берегов, кипела, набирала силу. Наступил апрель. В те дни Малышев особенно волновался. Заканчивалась первая зимовка женьшеня, как он ее перенес? Корень не боялся сильных морозов: закалка, полученная в период оледенения, сказывалась и по сей день, но резкие перепады температуры, на которые щедра кавказская зима, были губительны для его почек. Потому с октября, когда засохли и отмерли стебли, «грелся» женьшень под шубой из листьев, впрок запасенных тут же. Но какой толщины должна быть эта шуба, во сколько слоев? Приходилось экспериментировать. На одной грядке запеленали новосела в двухслойную «доху» из сухого мха, ибо что-то подсказывало Малышеву, что листья тут — шуба никудышная, ненадежная. Внимательно, метр за метром, ученый осматривал перезимовавшие корни и убеждался: листья женьшеню не защита. Там, где они лежали тонким слоем, мороз взломал почву, разорвал корни, исчертив их длинными бороздами. Там же, где листьев было в избытке, вовсе не стало корней: все растворила гниль. А вот мох исправно держал земное тепло и не пускал к корням шалую ростепельную воду. Когда же последний снег с шумом скатился в Теберду и на лесных прогалинах сиреневым огнем затеплились кусты волчьего лыка, из грядки, зимовавшей подо мхом, часто проклюнулись зеленые иглы женьшеня. С той весны и был вписан в инструкцию охранительным материалом вместо листьев мох.

Следующий участок заложили на опушке, помня, что в Корее и Китае, где еще столетия назад приручили лесного отшельника, плантации, как правило, разбиты на открытых местах, хотя и защищенных от солнца сплошными щитами. А чтобы знать, сколько тепла и влаги здесь скопилось в воздухе, поместили в будках приборы-датчики: термографы и гигрографы. Изменяется температура, влажность — недремлющие стрелки вычертят на бумаге кривую, и ползет в течение суток она то вверх, то вниз, рассказывая о состоянии воздуха. На лесном участке приборы согласно метили бумагу в течение всего дня почти параллельно идущими линиями. Но как здесь, на опушке? Разглядев еще издали вялые стебли женьшеня, Малышев шагнул к приборам, и выражение лица у него было при этом решительное и злое, словно стекло и никель приборов оказались погибельной причиной. Все с тем же выражением осмотрел он один прибор, другой... Ломаная линия на термографе горбилась, бесстрастно сообщая, что в полдень солнца здесь было слишком много и температура шагнула за дозвол

енную черту. Кривая же на гигрографе шла зеркальным отражением первой, проваливаясь к середине дня острым углом вниз, и это означало, что влаги в воздухе к этому времени оставалось опасно мало....

...В тот вечер Малышев долго не мог уснуть. На втором этаже, где размещалась лаборатория, горел свет и уборщица негромко двигала стулья. Потом прошелестели ее шаги, и все стихло. Только беззвучно колыхались под окном листья буков. Малышев размышлял. Теперь ему многое становилось ясным. Женьшень здесь, в горах, может нормально расти только под пологом леса. Лучше всего под буками. Но почему? Малышев взял со стула одну из книг, густо переслоенную закладками, начал листать, уже предчувствуя рождение догадки. И вот: «Восточный бук — порода мягкого морского климата, требующая довольно высокой влажности воздуха... Широкое распространение бука в пределах лесного пояса Северо-Западного Кавказа почти на всех высотных уровнях связано с отсутствием резких температурных колебаний и относительно высокой влажности во всей этой области».

Малышев еще раз прочел абзац и негромко засмеялся. До чего же просто! Ведь то же самое можно сказать о женьшене, и, значит, участки надо создавать там, где длится прозрачный летний день, не пропадает развернутая тень буковых листьев. Самое главное Малышев теперь знал. Но ему еще предстояло выяснить, что на низких грядах влажность почвы увеличивается и корни гниют, а на высоких — сохнут, что, если рано снять защитный слой, это приведет к вымораживанию корней, а если позднее — к их загниванию и что лесные мыши неравнодушны к женьшеню.