Журнал «Вокруг Света» №06 за 1981 год

— Именно так,— молвила Оса Турелль.— И я этому совсем не верю. Что-то здесь не согласовывается. Попробую объяснить, чтобы тебе стало понятно, как изменился Оке за время нашего знакомства. Когда мы впервые оказались в этой комнате, последнее, что снял с себя Оке, был пистолет. Видишь ли, хотя он на пять лет старше меня, более взрослой тогда была я. Но нам было очень хорошо вместе, и большего ни он, ни я не желали. Теперь ты понимаешь, почему я сказала, что Оке не мог мне изменить? Постепенно я почувствовала, что он становится в чем-то мудрее меня. Он уже не приходил ко мне с пистолетов, был весел, уверен в себе. Может быть, это я так на него повлияла, может быть, его работа. А скорее и то и другое. Да и я изменилась. Забыла даже, когда последний раз ходила в театр. Но вот этим летом мы поехали на Майорку. Как раз в то время произошел очень скверный, тягостный случай в городе.

— Да, убийство в парке.

— Вот именно. Когда мы возвратились, преступника нашли. Оке был раздосадован, что не принимал участия в раскрытии преступления. Он был честолюбив, тщеславен. Я знаю, что он все время мечтал раскрыть что-то важное, чего другие недосмотрели. Кроме того, он был моложе всех нас и считал, по крайней мере раньше, что на работе над ним подтрунивали. Мне он говорил, что именно ты был в числе тех, кто больше всех это делал.

— К сожалению, у него были основания.

— Он не очень тебя любил. Предпочитал, например, иметь дело с Беком и Меландером. Когда мы возвратились с Майорки, работы у вас было мало. Оке целыми днями не выходил из дома, был очень нежен со мной. Но где-то в середине сентября он вдруг замкнулся в себе, сказал, что получил срочное задание, и стал пропадать целыми сутками. И вновь начал таскать с собой пистолет.

— И он не говорил, что у него за работа? — спросил Колльбёрг.

Оса покачала головой.

— Даже не намекал?

Она вновь покачала головой.

— А ты не замечала ничего особенного?

— Он возвращался мокрый и замёрзший. Я не раз просыпалась, когда он ложился спать, холодный как лягушка. И всегда очень поздно. Но последним случаем, о котором он говорил со мной, был тот, что произошел в первой половине сентября. Муж убил свою жену. Кажется, его звали Биргерссон.

— Припоминаю,— молвил Колльберг.— Семейная драма. Обыкновенная история. Я даже не понимаю, почему ее передали нам на рассмотрение. Как будто взята из учебника криминалистаки. Несчастливый брак, неврозы, ссоры, плохие материальные условия. В конце концов муж убил жену. Более или менее случайно. Потом хотел наложить на себя руки, но не смог и пошел в полицию. Да, верно, Стенстрём в самом деле занимался этим делом. Проводил допросы.

— Подожди, во время тех допросов что-то произошло.

— Что именно?

— Я не знаю. Но однажды вечером Оке пришел очень возбужденный.

— Там не было из-за чего возбуждаться. Типичное преступление. Одинокий муж и алчная жена, которая все время грызла его, что он мало зарабатывает. Что они не могут купить себе моторную лодку, дачу и такую хорошую машину, как у соседа.

— Но во время допросов тот муж сказал что-то Оке.

— Что?

— Не знаю. Но что-то такое, что он считал очень важным. Я, конечно, спросила то же самое, что и ты, однако он только засмеялся и сказал, что скоро сама увижу.

Они немного помолчали. Наконец Колльберг встрепенулся:

— А ты не находила блокнота или календаря, где он делал заметки? В кармане у него лежала записная книжка, но мы не нашли там ничего интересного.

— Конечно, у него был еще один блокнот. Вот он, лежит там, на письменном столе.

Колльберг поднялся и взял блокнот, такой же самый, как тот, что они нашли в кармане Стенстрёма.

— Там почти ничего не записано,— сказала Оса.

Коллъбёрг перелистал блокнот. Оса была права. На первой странице были основные сведения о бедняге Биргерссоне, который убил свою жену. Вверху на второй странице стояло только одно слово: «Моррис».

Оса заглянула в блокнот и пожала плечами.

— Наверное, это название машины,— сказала она.

— Или фамилия литературного агента из Нью-Йорка,— сказал Колльберг.

Оса стояла около стола и вдруг хлопнула ладонью по столешнице.

— Если б я хоть имела ребенка! — почти вскрикнула она, затем приглушила голос и прибавила: — Оке говорил, что мы еще успеем. Что надо подождать, пока его повысят по службе.

Колльберг нерешительно направился в переднюю.

— Вот и успели,— пробормотала она.

Затем спросила:

— Что теперь будет со мной?

Колльберг обернулся и сказал:

— Так дальше нельзя, Оса. Пойдем.

Она молниеносно повернулась к нему и с ненавистью спросила:

— Пойдем? Куда?

Колльберг долго смотрел на нее.

— Пойдем ко мне. Места у нас хватит. Ты уже достаточно насиделась одна. Моя жена с удовольствием познакомится с тобой.

В машине Оса заплакала.

Дул пронзительный ветер, когда Нурдин вышел из метро на перекрестке Свеавеген и Родмансгатан. Свернув затем на Тегнергатан, он оказался с наветренной стороны и пошел медленней. Метрах в двадцати от угла находился небольшой ресторан.