Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год

— Хохмачи! — спрятал в карман список, фонарик и звучно сказал: — Двое к штурвалу, один на полубак впередсмотрящим, остальные за мной в тросовую маты плести, кранцы. По первому моему сигналу — все наверх. Понятно?

— Ну... Чего там... Все ясно,— вразнобой ответила вахта.

Чувствовалось, что робость, нерешительность перед боцманами, так понятные в первые дни практики, давно прошли.

Спустились двумя палубами ниже. В тросовой кладовой тепло, мягкий свет из матовых плафонов скользил по переборкам, окрашенным шаровой краской, по бухтам тросов. Звякали развешанные по тросикам скобы, гаки, блоки. Пахло смолой. За переборками с дробным шумом переливалась в цистернах вода, гулко шлепала в стенки, и гул этот то стихал, то усиливался, подобно грому.

Боцман распределил работу среди курсантов и подозвал Цветкова:

— Видишь эту бухту? — Он показал пальцем на толстенную бухту троса, обшитую мешковиной.— Надо распустить ее и уложить большими шлагами вон на те прокладки.

— Готов,— не раздумывая сказал Цветков и натянул рукавицы,— только мне помощник нужен.

— Бери любого,— великодушно разрешил боцман и отошел в сторону.

— Я помогу,— сказал Букин, худощавый, но гибкий, весь какой-то пружинистый паренек, сосед по кубрику.

Цветков согласно кивнул головой.

Вспороли мешковину, и перед ними засеребрился толстый сизальский трос. Ребята только было принялись за работу, как вдруг неожиданно сверху хлынула вода. Цветков выругался и отскочил в сторону: ему показалось, что какой-то шутник поливает его из шланга. Но из чернеющего над ним открытого грузового люка непрестанно хлестал" душ пресной воды, и судно накренилось больше обычного.

Случившийся рядом боцман поднял голову и, вытирая попадающую на лицо воду, сказал:

— Шквал! Это шквал с дождем, ребята. Теперь жди всякого...

Вода ручьями бежала по стенкам шахты люка, бурно стекала на палубу, образуя лужи. Цветков, не говоря ни слова, кинулся к трапу и, торопливо стуча тяжелыми ботинками по стальным ступеням, стал подниматься на верхнюю палубу.

— Куда ты!..— запоздало крикнул ему вслед боцман.

Мысли Цветкова были заняты одним: скорее закрыть грузовой люк на верхней палубе. Ветер наверху был так силен, что едва не свалил с ног. Петр пошатнулся, ухватился за какую-то снасть, согнулся в поясе навстречу ветру. Дождь бил по спине, по макушке, заливал лицо. Так, согнувшись, перебирая руками снасти, он добрался до люка, но поскользнулся, упал, его понесло по палубе к подветренному борту. Уцепиться было не за что.

В этот миг чья-то рука схватила его за ворот. Цветков нащупал эту руку, поднялся и с помощью неведомого помощника оттянул тугую защелку, опустил стальную крышку люка. В последнее мгновение перед тем, как крышка закрыла люк, мелькнуло внизу, в тросовой, мокрое гневное лицо боцмана, и опять стало темно.

— Букин, ты, что ль? — крикнул Цветков.

— Все о"кэй,— прохрипел Букин.

Он помнил внушенную боцманом заповедь: в штормовую погоду одного товарища на верхней палубе не оставляй.

Переводя дыхание, они навалились грудью на крышку люка. Рядом выла вытяжная труба вентилятора, но еще истошнее ревел в снастях ветер. И дождь был не дождь, а нечто похожее на то, когда на тебя выливают из ведра воду чохом.

— Во дает! — кричал и смеялся Букин, и смех был какой-то дурацкий.— Я мокрый, как цуцик!

Огляделись. Тьма казалась еще гуще, потому что все вокруг заволокло черными тучами.

Разъяренные волны остервенело били в борт, по палубе к подветренному борту потоками текла вода, бурлила и клокотала в ватервейсах, толстыми кручеными струями вылетала сквозь шпигаты в море.

Вдруг над мостиком один за другим вспыхнули лучи прожекторов. Их яркий свет выхватывал из мрака верхние реи и бьющийся по ветру и хлопающий одним углом грот-брамсель.

— Грот-брам-шкот лопнул, — крикнул Цветков Букину,— надо доложить боцману!

Под марсовой площадкой грот-мачты зажглись фонари интенсивных огней, размазали желтый свет по верхней палубе. Уже выбегали наверх вахтенные парусной вахты. Заслоняя лица от секущего дождя согнутыми локтями, они скользили по палубе, упрямо пробираясь к грот-мачте.

Боцман был уже там. Прижав к губам рупор, он надрывался, стараясь перекрыть рев ветра.

— Слушай сюда! — Было видно, как темнело его лицо, вздувались на шее жилы.— Грот-брамселя шкоты, гитовы и гордени разобрать!

Цветков, вихляясь всем телом и балансируя, как клоун на канате, подбежал к борту, уцепился за скользкий, точно намыленный, трос гитова, с помощью которого поднимают угол паруса. Кореша тоже, сжимая в руках тросы снастей, стояли, расставив ноги, готовые по первой команде боцмана выбирать эти тросы. Все поглядывали наверх, где на тридцатишестиметровой высоте раненой птицей бился по ветру грот-брамсель.

Боцман врос в палубу, поднял рупор:

— Гитовы гордени выбирать. Трави левый брам-шкот!

Правый брам-шкот травить было не нужно — он оборвался. Веревки скользили в ладонях, плохо поддавались усилиям. Парус медленно, словно нехотя, подтягивался к рею, превращаясь из полотнища в пузатую колбасину, но и ее трепал неистовый ветер, грозя сорвать с рея.