В прошлом веке люди науки были одержимы идеей Прогресса. Индустриальная революция принесла столь гигантский скачок в развитии техники, что ученые мужи сто лет назад в будущем предполагали только все большее и большее совершенствование технологии. Дарвинизм, в его оглупленном варианте («выживает самый приспособленный!»), такой же неустанный прогресс обнаруживал и в природе, где вроде бы правит закон бесконечного совершенствования жизненных форм — на протяжении всех геологических эпох. А что есть предел биологического совершенства? Конечно, человек разумный. Точнее сказать, наилучшая разновидность человека разумного — мужчина, англичанин и протестант. А коль скоро это восхитительное существо принадлежит к классу млекопитающих, то и весь этот класс — верх совершенства в иерархии живых существ. Птицы также удостоились чести принадлежать к высшим существам, ибо имеют теплоизоляцию и устойчивую температуру тела.
Прогресс с большой буквы включал в себя свободу от несносных капризов окружающей среды — то дождь, то холод, то солнце сияет. Бедненькие рептилии резвятся на солнышке, но погружаются в оцепенение, когда небо заволакивают тучи. Их свобода скована колебаниями температуры внешней среды. Птицы и млекопитающие в этом смысле автономны. Викторианские биохимики знали уже достаточно, чтобы понимать, насколько эффективнее протекают все процессы в организме при постоянной температуре тела. Дома англичан (по крайней мере принадлежащие элите общества) с их животворными каминами были моделью того, насколько приятнее протекает жизнь, когда она не зависит от холодов и снаружи. Соответственно и в зоологии «элитой», высшими классами оказались те, представители которых имели внутри шкурки удобные «камины».
Но будем серьезней. Зоологи прошлого века отдавали себе отчет в том, что крокодилы и птицы находятся в тесном родстве, а сходство динозавров и птиц еще более удивительно. Но они как-то незаметно усвоили привычку называть динозавров пресмыкающимися — то бишь «холоднокровными существами, покрытыми чешуей, которые откладывают яйца на суше».
В XIX веке натуралисты использовали противопоставление «теплокровные — холоднокровные» для разделения позвоночных на две огромные группы — одна выше другой: Внизу оказались «низшие» позвоночные, которые не умели самостоятельно поддерживать постоянную температуру тела: рыбы, земноводные и пресмыкающиеся. Наверху утвердились «высшие позвоночные» — птицы и млекопитающие. Динозавры очутились в подвале вместе с низшими позвоночными, хотя при большей сердечности их можно было отнести к примитивным птицам. Ни один ученый в течение полутора веков не удосужился аргументированно доказать, что совокупность динозавров стоит ближе к крокодилам, чем к птицам. А если бы удосужился, то у него ничего бы не вышло.
При всем моем уважении к динозавроведам — покойным и живым — я не могу не видеть, что масса данных, накопленных при раскопках за последние пятьдесят лет, взывает к решительному пересмотру ортодоксальных взглядов.
Я буду весьма раздосадован, если эта книга никого не взбеленит. Есть род ученых — увы, даже в среде палеонтологов, которые твердят, что изучение окаменелостей уводит в сторону от истины. «Кости не едят, кости не переваривают пищу — так по какому праву вы, молодой человек, рассуждаете о физиологии динозавров?» Экологи, поработавшие в африканских саваннах Серенгети или в тропических дождевых лесах Бирмы, не надивятся изощренной сложности взаимосвязи животных между собой и с природой — и бросают также упрек: «Как вы дерзаете по кучке разрозненных костей, выкопанных из земли, восстановить все тонкости бытия невероятно давно исчезнувших экосистем?» Кое-кто отметает свидетельства раскопок как обрывочные и маловразумительные. Даже Дарвин грешил этим — он утверждал, что окаменелости лишь приоткрывают истину.
Не устану биться с этим предубеждением. Разве не сказано в древнейшей книге Библии — в книге Иова: «Говори с землей, и она научит тебя»? Если мы как следует всмотримся и вслушаемся то окаменелости окажутся на редкость разговорчивыми собеседниками и выболтают нам все-все тайны динозавров!
Холоднокровные против пушистых
Всякий раз, перечитывая рассказ Р. Киплинга «Рикки-Тикки-Тави», я ловлю себя на сочувствии змеям. Есть что-то отталкивающее в герое повествования — таком храбром, таком смекалистом пушистом мангусте, который вступает в сражение с индийской коброй и ее супругом. Он хитростью и проворством побеждает тупоумных змей и спасает целое семейство английских колонизаторов голубых кровей. Мне нравятся мангусты, но зверек, выдуманный Киплингом, раздражает. Хотя бы потому, что настоящий мангуст не столь обворожителен, да и не настолько глуп, чтобы сунуться в нору кобры, когда хозяйка на месте.