Добро бы поношение рептилий исходило из уст перебравших пива доцентов в университетских барах или обреталось на страницах мало кем читаемых средневековых фолиантов! Увы, серьезные ученые тоже впадают в грех сортировки живых существ по «качеству». Например, больно читать рассуждения Альфреда Шервуда Ромера, главы гарвардских палеогерпетологов (специалистов по ископаемым рептилиям). Он пишет, что млекопитающие как класс более жизнеспособные существа, чем рептилии. В таких случаях остается только плечами пожать. От Ромера слышать такие сентенции тем обиднее, что именно он в конце двадцатых годов издал блестящее исследование о конечностях динозавров и окончательно доказал, что их задние лапы действовали как птичьи, а не как лапы крокодилов. Но изучение динозавров стало лишь первым эпизодом в его долгой и плодотворной научной работе. Большую часть жизни он посвятил поиску переходных форм от ископаемых рептилий к млекопитающим — вел успешные раскопки в Техасе, в Бразилии и в Аргентине. Однако, невзирая на все мое почтение к Альфреду Ромеру, я не могу согласиться с его утверждением, что по завершении мелового периода рептилии превратились во второсортный класс и стали устаревшей группой животных, которые исчерпали возможности дальнейшей эволюции и с тех пор играют все меньшую роль на планете — словом, этакий биологический эквивалент старчески немощной Оттоманской империи, которая после блистательного расцвета в XV веке мучительно долго дряхлела и мало-помалу теряла свои завоевания на берегах Средиземного моря...
Ничего подобного! Не угасающая в маразме группа животных, а процветающий — наряду с близкими родичами земноводными — класс живых существ, изобилующий видами и доминирующий в современной экосистеме! Чтобы убедиться в моей правоте, достаточно прогуляться по современному тропическому дождевому лесу. Он буквально кишит бесчисленными видами лягушек, змей и ящериц — орда этих скачущих, ползающих и бегающих существ отменно приспособлена к окружающей среде и числом решительно превосходит якобы лучше приспособленных млекопитающих.
Подсчитывая общее число видов рептилий и млекопитающих, мы одновременно подсчитываем число различных экологических ролей, которые играют животные обоих классов. Давайте-ка оторвем от университетской пивной стойки любителей возводить напраслину на рептилий — и направим их прямиком в тропики, вооружив калькулятором, сетями и биноклем. Пускай апологеты «расовой неполноценности» пресмыкающихся сочтут и сравнят количество видов. Результаты вмиг отрезвят их.
Если они не будут отлынивать от работы, то насчитают на сравнительно небольшом участке в бассейне реки Конго или в долинах Бирмы полсотни видов млекопитающих. Это и белки, и землеройки, и обезьяны, и мангусты, и виверры, и антилопы, и слоны... Такова изобильнейшая фауна тропиков. В Новой Англии результат был бы скромнее — видов двадцать. А теперь пусть наши горедоценты побегают по жаре и перепишут всех конголезских лягушек, ящериц и змей. На том же участке они обнаружат 180 видов пресмыкающихся и земноводных, то есть втрое больше, чем млекопитающих! Исследования в Бирме или в Таиланде дадут ту же пропорцию — холоднокровные выигрывают у млекопитающих на любом поле со счетом 2:1 или даже 3:1. Ну так где же хваленые преимущества млекопитающих в приспособленности к окружающей среде?
В разных климатических поясах обитают три тысячи видов одних только земноводных. Видов млекопитающих чуть-чуть больше. Так почему же мы называем наше время эпохой млекопитающих, а не эпохой, скажем, лягушек?
«Фанаты» млекопитающих недооценивают также и черепах. А между тем сочленения конечностей, шеи, хребта рептилий относятся к шедеврам природы. Большинство черепах способны втягивать внутрь панциря все уязвимые части тела. А некоторые пошли еще дальше по пути совершенствования своего «оборонного потенциала» — втянув голову и все конечности, они прихлопывают все отверстия в панцире специальными щитками и становятся неуязвимы, как банковский сейф. Мало кто знает, что сам панцирь черепах устроен весьма оригинально и возникает вследствие любопытного трюка, который черепашка проделывает на стадии эмбрионального развития. Панцирь состоит из роговых пластинок, под которыми находится слой костных пластинок, сросшихся с ребрами, что опоясывают внутренние органы. Бедренные и плечевые кости черепах уходят глубоко в полость тела, ребра — устройство невероятное, потому что у людей, да и у всех позвоночных вообще, ребра расположены под плечом. Вот почему эмбриону черепахи приходится проделать особый трюк, дабы «перехитрить» природу и приобрести единственное в своем роде строение скелета: ребра эмбриона в яйце растут опережающими темпами и разрастаются над плечом и боковой поверхностью таза, а их края смыкаются с нижней частью костного панциря. Никакое другое позвоночное животное — даже танкоподобный доисторический нодозавр — не доводило преимущества панциря до такой степени совершенства, что конечности прячутся под собственными ребрами.