Всякий раз, когда я вижу золотистокожего пустынного геккона, у меня комок в горле и глаза невольно увлажняются — я вспоминаю бесподобного дружка, который появился у меня на втором году аспирантуры. Для диссертации мне необходимо было измерять интенсивность обмена веществ у шагающей ящерицы — исходя из этих данных, можно было прикинуть расход энергии у динозавров. Три ужасных месяца я безрезультатно возился со сцинками, ящерицами-бегунами и пустынными игуанами, пока не пришел к выводу, что обыкновенные ящерицы, невзирая на скромный размер мозга, достаточно расторопны и быстро укрепляются в подлой мысли, что нет никакого резона битый час вышагивать на лабораторном столе с чем-то вроде противогаза на голове — от этого намордника шли два шланга к бекмановскому кислородному анализатору, который мигает, щелкает и все такое. Но затем судьба свела меня с мистером Дж. Гоном — золотистокожим вараном. Он бегал в своей кислородной маске поистине божественно, работал для науки самоотверженно — мы стремительно получили все нужные цифры. И как быстро обучался мистер Гон! Нам приходилось заставлять варана бегать на голодный желудок, чтобы расходы энергии на пищеварение не примешивались к картине энергетических затрат на бег. Мистер Гон без особого труда усвоил, что после успешной пробежки на лабораторном столе он получает пару упитанных мышей, живых и пищащих, а также сырое яйцо на десерт. Мистер Гон совершал марафон дважды в неделю. К несчастью, ящерица внезапно простудилась и спасти ее не удалось — в отношении ящериц ветеринары абсолютные профаны. После знакомства с таким умницей, как мой варан, я ни за что не соглашусь, что ящерицы безнадежно глупы, как это утверждают рьяные приверженцы млекопитающих. Не могу сказать, что мистер Гон отвечал мне взаимностью, но я искренне привязался к варану — нельзя было не восхищаться его живым характером и веселым нравом...
Если об уме ящериц можно спорить, то не вызывает сомнений, что среди современных холоднокровных они самые быстрые. Самые шустрые развивают скорость выше тридцати километров в час во время погони за добычей. Лапы ящериц приспособлены к выполнению самых различных задач — бегать, прыгать, плавать, закапываться, рыть норы, даже перелетать с ветки на ветку, как это могут некоторые виды, снабженные перепонками-крыльями.
Если на ящериц человечество издавна обращало очень мало внимания, то другим пресмыкающимся, змеям, человеческое внимание на пользу не пошло. Не счесть предрассудков, связанных со змеями. Какая несправедливость! В анатомии змей есть по меньшей мере одна заслуживающая восхищения особенность — глотательный аппарат, не имеющий аналога у других позвоночных.
Много ли есть животных, которые могут проглотить что-нибудь крупнее своей головы? Родители вида гомо сапиенс — от бостонского мэра до охотящегося с бумерангом аборигена — награждают детей подзатыльниками,
когда те норовят проглотить чересчур большой кусок. Человеческая глотка слишком узка и почти не растягивается. А посему подзатыльник — экологически верный жест в борьбе за выживание вида, потому что ежегодно немыслимое число людей на планете гибнет, подавившись во время еды.
Но змеи не умеют жевать. К тому же главный способ их охоты — затаиться и ждать жертву. Змеи не способны долго гнаться за добычей, засады не лучший способ охотиться — и поэтому змеям и удавам желательно за один раз добыть максимум пищи, то есть жалить или душить самую крупную добычу. Зубы служат им только для захватывания и проталкивания в глотку пищи, но не позволяют расчленять добычу. Природа разрешила проблему, создав самый изящный по строению глотательный аппарат.
Заглатывать добычу змея начинает с головы. Она открывает челюсти и не спеша, точными движениями проталкивает голову и плечи, скажем, обезьяны, себе в глотку. У людей ширина рта жестко ограничена сплошной нижней челюстью. У змеи правая и левая части верхней и нижней челюстей независимы, и могут расходиться в стороны, то есть «подбородок» способен разъезжаться на самую фантастическую ширину, ограничиваемую только пределом растяжимости связок, весьма эластичных. Правая и левая части змеиных челюстей крепятся к черепу на длинных костях-«распорках», которые раскрываются наподобие складного метра. Когда дело доходит до заглатывания туловища обезьяны, эти сочленения раскладываются и диаметр глотки приводится в соответствие с самой огромной жертвой.