Журнал «Вокруг Света» №06 за 1995 год

— Дожили! Теперь бретонский преподают в школах! Хорошо еще не во всех...Да если бы у моих детей в школе преподавали бретонский, я бы забрал их оттуда. Пусть бы лучше совсем без образования остались, чем учили бы этот фашистский язык!

Честно говоря, услышав такое, я просто опешила. Сердитый посетитель удалился, а я решила выяснить у моих друзей, при чем тут фашисты. Вот что мне рассказали.

В любой семье, как говорит пословица, не без урода. Любое национальное движение, особенно если оно встречает упорное сопротивление властей, может приобретать уродливую форму. Патриоты легко превращаются в шовинистов, а борцы за национальную культуру в террористов. Было такое и в Бретани. Еще до войны на центральной площади Ренна бретонские террористы взорвали скульптуру, украшавшую здание мэрии. Скульптура, изображавшая коленопреклоненную Бретань, отдающую свою свободу Франции, не льстила самолюбию бретонцев.

Это происшествие, естественно, наделало много шуму, как в буквальном, так и в переносном смысле, но несколькими годами позже произошло нечто куда более скандальное: некоторые бретонские писатели, лидеры национального движения, в пику французам, боровшимся с фашистскими захватчиками, стали на сторону оккупантов. Этот факт был подхвачен прессой, и, как это всегда бывает, дурная слава распространилась и на всех тех, кто не имел никакого отношения к политике и занимался только языком и культурой.

Давно ушли в прошлое террористические акты, на смену которым пришли забастовки рыбаков и фермеров, но и сейчас, через пятьдесят с лишним лет, у многих словосочетание «бретонское движение» вызывает неприятные ассоциации. До сих пор многие, как тот сердитый посетитель кабачка, уверены, что бретонским языком занимаются только фашисты. Часто можно услышать, как о ком-то говорят: «Он увлекается бретонской культурой... Но он не националист, не думайте, он просто собирает бретонские книги».

Говорящие коровы

Бретонцев так упорно убеждали, что их язык недостоин человека, что некоторые считают, что по-бретонски можно общаться только с животными. Как-то я спросила у одной фермерши:

— Вы говорите по-бретонски?

— Что вы? — искренне удивилась она. — Я не говорю по бретонски, а вот мои коровы — другое дело.

— То есть как?!

— Они понимают, когда я к ним обращаюсь по-бретонски — «Домой!», например, или «На луг!». Так они привыкли. А я сама по-бретонски только несколько слов знаю и до девятнадцати считать умею.

— А почему до девятнадцати?

— Я не знаю, как будет двадцать.

Все это показалось мне несколько странным, тем более, что от Валерия знала, что эта женщина выучила французский в школе и не может не помнить хоть чего-нибудь.

— А сколько у вас коров? — спросила я по-бретонски.

— Коров-то? — на том же языке ответила женщина — Двадцать четыре!

Иногда можно переубедить человека. После моих визитов на каникулах мадам Коттен, по-моему, перестала считать бретонский язык чем-то ненужным и некрасивым. По крайней мере, Валери в этом уверена.

Но переубедить — не значит вернуть потерянное. Можно, хоть это и нелегко, доказать людям, что не следует стыдиться собственного языка, но это не значит, что они смогут снова на нем говорить.

Перед нашим отъездом в Ренн семья Коттен решила устроить небольшой обед в кругу ближайших родственников. Собралось несколько человек лет пятидесяти. Видимо, долгие беседы о бретонском языке пробудили в них ностальгические воспоминания, и они решили: за столом говорить только по-бретонски. По-французски ни слова. Но все оказалось не так просто. Язык, даже родной, с годами забывается. То и дело кто-то забывал какое-нибудь слово и обращался за помощью к окружающим. Через полчаса напряженных усилий всем стало тяжело и неловко. Однако переходить на французский первым никто не решился. Положение спас один из младших кузенов Валери, неожиданно появившийся на пороге. «Интересно, — с надеждой спросили его, — а ты говоришь по-бретонски? » — Как и следовало ожидать, он ответил: «Нет, я кроме двух или трех слов, ничего не знаю». Сидевшие за столом с явным облегчением вздохнули и перешли на французский.

За что нас били по рукам?

Как-то я спросила у Валери:

— А читать по-бретонски твои родители умеют?

— Нет, — ответила Валери, — даже бабушка не умеет. А вот мой прадедушка, ее отец, умел.

— А что если показать им бретонскую книгу?

— Не поймут. Я много раз предлагала им что-нибудь прочитать. Ты ведь видишь, какая разница между тем, как в книгах пишут, и тем, как здесь говорят. И произносится не так, и слова не те.

Действительно, иногда Коттены, позабывшие многие слова, спрашивали их у меня или у Валери. Часто мы с Валери употребляли слова из стандартного литературного языка, которых здесь никто никогда не слышал.

— У вас так в университете говорят? — со смущением и опаской спрашивали нас. — Ну, значит, так и надо говорить, а мы, наверное, говорим неправильно...

И больших трудов стоило доказать им, что их живая речь ничем не хуже того языка, который преподают нам в Ренне.