Журнал «Вокруг Света» №06 за 2006 год

Раньше вертолетные площадки использовались не для прогулок, а по назначению: на каждом ледоколе имелось не меньше двух вертолетов-разведчиков, один из которых постоянно находился в воздухе. Теперь из-за недостаточного финансирования вертолеты исчезли и атомные махины движутся вслепую, безо всякой ледовой разведки, положенной по законам северного судовождения. Старпом, вахтенный и рулевой до белых зайчиков в глазах всматриваются вдаль — и все равно не уберечься порой полярной ночью от предательского тороса. Удар — корпус дрожит и кренится, тарелки в кают-компании летят на пол, забубенный морской мат несется с мостика (хотя в обычных ситуациях моряки вежливы до изысканности и даже обращаются друг к другу не иначе как по имени-отчеству), но по внутреннему корабельному радио все звучит и льется успокаивающая музычка, никто не бьет тревогу — все идет своим чередом…

Так мы добираемся до северной оконечности Новой Земли, что зовется мысом Желания. Здесь странные закаты и особенно светится воздух, в котором будто посеяно что-то чужое, недоброе, отчего на душе становится неуютно и зябко…

 — Ага, вот здесь Хрущев самую сильную бомбу и взорвал, — рассказывают мне. — Говорят, от нее какая-то неконтролируемая реакция пошла, должен был вроде амбец нам всем наступить, часа полтора ждали да тряслись, да вишь — пронесло…

Здесь и впрямь запрещено приставать к берегу, ловить рыбу, снимать. Можно только дальше утюжить свинцовые воды, стремясь побыстрее убраться отсюда…

Уже потом я узнаю, что Новая Земля на языке военных зовется «естественным полигоном».

Карское море

Окраинное море Северного Ледовитого океана (883 тыс. км2). Ограничено северным побережьем Евразии и островами: Новая Земля, Земля Франца-Иосифа, Северная Земля. Главный порт — Диксон. В море впадают полноводные реки — Обь и Енисей, в зависимости от близости к их устьям соленость моря сильно варьируется. Это одно из самых холодных морей России: только близ устьев рек температура воды летом поднимается выше 0°C. Часты туманы и штормы. Большую часть года море покрыто льдами. Название моря («Карское»), по различным гипотезам, происходит либо от ненецкого слова «хара» — «извилистая», либо от слова «хоре» («торосистый лед»), а некоторые видят в нем и отголосок имени древнеславянского солнцебога Хорса.

Атомный кузнечик

 — Да, но только на десять минут. Десять минут в сутки — это безопасно.

«Отсечников», то есть ребят, работающих в реакторном отсеке, узнаешь сразу. И не по счетчикам Гейгера в кармане синей робы, а по какой-то общей отстраненности, отрешенности во взгляде, в движениях. Они как будто уже перешли невидимую черту, отделяющую наш суетный, плотный мир от таинственного и тонкого мира радиации — обители теней, отзвуков, отсветов и отражений.

 — Десять минут, — повторяет бывший капитан-лейтенант, лет десять отходивший на подлодках и уже пять болтающийся здесь. — Впрочем, влияние малых доз радиации на организм не изучено…

Ну да. Зато изучено влияние больших!

Шлюз. Раздеваешься догола. Белая роба. Счетчик. Полстакана — того, колючего… Господи, зачем мне сюда?! Но отступать уже нельзя. Из бронированного оконца смотрят на тебя отсечники — не дрейфь!

И я, осенив себя широким крестом, ступаю внутрь. Шипение переборки. Все. Ты здесь. Квадрат — десять метров в высоту, десять — в ширину. Решетки, шланги. Жара. И непрерывное комариное шипение, позвякивание далеких колокольцев, посвист ядерного ветерка, пришептывание, бормотание невидимых шаманов, камлающих в трансе, и подвывающих, и притоптывающих.

Тонкий атомный мир сопровождал нас на протяжении всей поездки — с ее начала, на атомном ледоколе, идущем мимо мест испытания ядерного оружия, до якутских урановых рудников и заброшенного аэродрома для бомбардировщиков с атомным оружием на борту. Там, у затерянной в тундре взлетно-посадочной полосы, где порой видят НЛО, а по осени часты северные сияния, я вновь испытал нечто подобное. Зелено-белая полоса соединила берега. И — словно защелкали, заныли, застонали домры, забряцали кимвалы, зарокотали бубны, загомонили шаманы.