Журнал «Вокруг Света» №07 за 1986 год

А над поющим, гуляющим майданом нависают с крутого склона домишки с увешанными коврами резными балконами и винтовыми лестницами, которые заполнены народом. На самом верху холма горит в лучах закатного солнца древняя молчаливая крепость Нарикала...

Старинный праздник труда и урожая тбилисоба! Это его запечатлела кисть живописца на огромном, во всю стену, панно. Теперь я понимаю, почему Вера Васильевна привезла меня в мастерскую заслуженного художника Грузинской ССР Гиви Тоидзе. Его панно в скором времени будет украшать зал Государственного музея народных музыкальных инструментов.

Перед отъездом из Тбилиси я снова прошелся по улицам старого города. Гогиа я уже не встретил, возможно, последнего шарманщика, развлекающего людей старинной органной музыкой. А может, не только развлекающего? Хотя и одаривать людей весельем — совсем немало. Ведь наступит такой момент, когда «Прелестная Катрин» навсегда поселится в музее. Но пока она неразлучная спутница Гогиа, а им люди всегда рады.

Тбилиси — Москва

А. Глазунов, наш спец. корр. Фото автора

Тунгусская Нефертити

Все племя, от мала до велика, хоронило вождя. Самые сильные и смелые воины несли на скрещенных пальмах (так тунгусы называли копья) его большое тело. Место для погребения выбрали на вершине обрыва, мимо которого неслись холодные воды самой могучей, самой красивой, самой рыбной реки тунгусов — Ангары.

Загудел, закричал, заплясал в руках раскрашенный, разнаряженный собольими и беличьими хвостами бубен. Вождя опустили в могилу. Невдалеке пылал костер, в который были положены лук и рогатина, принадлежавшие вождю. Когда они стали обугливаться, их вытащили из огня, загасили и положили рядом с телом... Отломили рукоять у кинжала... Наконечники стрел надломили. А потом, прежде чем засыпать могилу землей, лицо вождя накрыли берестой, и один из богатырей поднял на вытянутых руках огромный камень...

Андрей Черняховский шел подножием обрыва по песчаной отмели, торопясь в лагерь. Он был доволен тем, как прошли каникулы: его, Олю Токмакову и Сережу Мерзлякова, учащихся красноярского СГПТУ № 20, сам Василий Иванович Привалихин, научный сотрудник Красноярского краеведческого музея, пригласил в археолого-этнографическую экспедицию. Они уже несколько лет занимались у него в краеведческом кружке. На что, казалось бы, ему и Сереже, будущим сварщикам, или Оле, будущему штукатуру-маляру, изучать неолит, эпохи ранней и поздней бронзы, заучивать замысловатую историческую терминологию? Да разве не интересно узнавать как можно больше о той земле, где родился и вырос!

Сколько стоянок древних обнаружила уже экспедиция Привалихина на берегах Подкаменной Тунгуски, на ангарских островах Сергушин и Отика! А недавно Василий Иванович сказал, что у него появилось ясное предчувствие — они найдут нечто значительное. Словно для него, Андрея Черняховского, сказал. А он руководителю своему верил. И вот...

Две с половиной тысячи лет пролежал в могиле вождь тунгусского племени. Сменялись века, засыпали могилу бесчисленные снега, проносились над нею большие и малые пожары, тревожили землетрясения. А однажды чуть не рухнула вершина обрыва в Ангару — когда промчался над тайгой и огласил окрестности чудовищным ревом, ужаснул все живое гигантским взрывом Тунгусский метеорит. Было это 30 июня 1908 года. «Мертвый проснется»,— говорят в таких случаях. Но мертвый не проснулся. Лишь осыпалась по склону обрыва мерзлая земля с изголовья могилы, обнажив череп. Его-то жарким июльским днем и обнаружил Андрей Черняховский.

Привалихин и его юные помощники тщательно и осторожно расчищали могильник. И вот объявилась находка, которая заставила поволноваться всех: овальное скульптурное изображение женщины-шаманки. Поражали тонкие, очень женственные, просто-таки нежные ее черты: разлет бровей, узкие прорези глаз, тщательно очерченный овал лица.

Вечером ребята сидели у костра, глядя, как багровые отсветы пламени играли на скульптурке в руках Василия Ивановича, и слушали своего руководителя.

— Жаль,— задумчиво говорил Привалихин,— что творение рук древних мастеров дошло до нас не в полной сохранности. И все равно с уверенностью можно сказать, что в V—III веках до нашей эры, с точки зрения художественно-эстетической, изделия из рога и кости были весьма и весьма совершенны. Эту скульптурку вполне можно отнести к шедеврам первобытного искусства. Аналогов ей, насколько я знаю, пока нет. По своему художественному исполнению, думаю, она не имеет себе равных.

— Но почему,— недоумевала Оля,— здесь непременно изображена шаманка?