Журнал «Вокруг Света» №07 за 1988 год

Теперь мне надо думать о Билли. «Билли,— говорю я себе.— Большой Билл, Большой Билл...» Я должен написать его имя на этом листке бумаги, может быть, сотню раз. Как школьник, которого заставили писать фразу: «Я не буду плеваться промокашкой в школе», когда в окна льется солнечная трехчасовая тишь, а за своим столом сидит, проверяя домашние задания, учительница, и единственный звук в классе — это скрип ее авторучки да долетающие откуда-то издалека голоса детей, делящихся на команды для игры в бейсбол...

В конце концов я сделал тогда единственное, что мне оставалось. Осторожно вывел «Скаут» задним ходом на Канзас-роуд. И там заплакал.

— Дэвид, мне очень жаль...— сказала Аманда, тронув меня за плечо.

— Да,— сказал я, пытаясь безуспешно остановить слезы.— Мне тоже...

Мы проехали до шоссе номер 302 и свернули налево, к Портланду. Дорога здесь тоже потрескалась и местами разрушилась, но в целом она оказалась более проходимой, чем Канзас-роуд. Меня беспокоили мосты. Весь Мэн изрезан реками, и здесь кругом большие и малые мосты. Но дамба у Нейплса устояла, и оттуда мы без осложнений, хотя и медленно, добрались до Портланда.

Туман оставался таким же густым. Один раз пришлось остановиться, потому что мне показалось, будто поперек дороги лежат деревья. Но потом стволы начали двигаться и изгибаться, и я понял, что это щупальца. Мы подождали, и через какое-то время они уползли. Потом на капот опустилась большая тварь с переливчатым зеленым туловищем и длинными прозрачными крыльями, смахивающая на огромную уродливую стрекозу. Она посидела немного, потом взмахнула крыльями и унеслась прочь.

Часа через два после того, как мы оставили позади Канзас-роуд, проснулся Билли и спросил, добрались ли мы до мамы. Я сказал, что не смог проехать по нашей дороге из-за упавших деревьев.

— С ней ничего не случилось, папа?

— Я не знаю, Билли. Но мы еще вернемся и узнаем.

Он не заплакал, а снова задремал, и я подумал, что лучше бы он все же расплакался: Билли спал слишком много, и меня это беспокоило.

От напряжения у меня разболелась голова. От напряжения, вызванного продвижением в тумане со скоростью пять-десять миль в час и полным незнанием того, что может ждать нас впереди: обвал, оползень или какая-нибудь Трехголовая Гидра.

К полудню мы добрались по свободной дороге до самого Норт-Уиндема. Я попытался проехать по Ривер-роуд, но мили через четыре нас остановил рухнувший в воду мост над небольшой шумной речушкой. Почти целую милю пришлось ехать задним ходом, прежде чем я нашел место достаточно широкое, чтобы развернуться. В конце концов мы двинулись к Портланду по шоссе номер 302.

Добравшись до города, я проехал к заставе. Аккуратный ряд будок, где принимают плату за проезд, с остатками выбитых стекол выглядел, словно пустые глазницы. Во вращающейся двери одной из них застряла куртка с эмблемами Мэнской заставы, пропитанная высыхающей кровью. По дороге от супермаркета мы не встретили ни одного живого человека.

— Попробуй радио, Дэвид,— сказала миссис Репплер.

Я хлопнул себя по лбу, сердясь за то, что не подумал об этом сразу.

— Не стоит себя ругать,— коротко сказала миссис Репплер.— Ты не можешь думать обо всем сразу. А если будешь пытаться, вообще с ума сойдешь и ничем не сможешь нам помочь.

На коротких волнах я не поймал ничего, кроме статики, а на длинных царило ровное зловещее молчание.

— Значит, они все не работают? — спросила Аманда, и мне показалось, я понял, что она имеет в виду: мы отъехали достаточно далеко на юг и могли бы принимать сразу несколько мощных бостонских радиостанций. Но если Бостон тоже...

— Это пока ничего еще не значит,— сказал я.— Статика на коротких — это просто помехи. Кроме того, туман гасит радиосигналы.

— Ты уверен, что этим все объясняется?

— Да,— ответил я, хотя совсем не был уверен.

Мы двинулись на юг мимо столбов с отметками расстояния, начавшими свой отсчет примерно от сорока миль. У отметки «1 миля» должна быть граница Нью-Гемпшира.

Минут двадцать второго, когда я уже начал ощущать голод, Билли вдруг схватил меня за руку.

— Папа, что это? Что это?

Впереди выросла тень. Огромная, как скала, она двигалась в нашу сторону. Я ударил по тормозам, и задремавшую было Аманду бросило вперед.

Что-то шло мимо, лишь это я могу сказать с уверенностью. Отчасти потому, что туман позволил разглядеть детали только мельком, но, я думаю, с таким же успехом это можно объяснить и тем, что некоторые вещи наш мозг просто не приемлет. Бывают явления настолько темные и ужасные — равно как, я полагаю, и невероятно прекрасные,— что они просто не могут пройти через крошечные двери человеческого восприятия.